Первые рассветные лучи были в очень нежной тональности. Ласковой ладонью касались они тумана, который пышным, мягким одеялом молочного цвета лежал на реке и окутывал её небольшой островок с высоким, красиво кудрявившимся деревом, вечно смотрящимся в воду, как в зеркало. Рядом со стройным красавцем был невысокий пенёк сломанной зимними ветрами рябины. Вдовствующий клён казался бы одиноким Робинзоном на острове, если бы не этот низенький обломок, да плетущийся ажуром кустарник вокруг них.
Сливающиеся в одну палитру, бледно-розовые, едва голубые, переходящие в серо-белые, полоски неба намекали всему живому, ещё спящему, что утро начинается, пора просыпаться. Туман постепенно обращался в седые космы, окунавшиеся в воду. Не успела утонуть его последняя прядь, как из рассветной полосы неожиданно, словно освободившись от пут сновидений, заслонив собой большую часть нежной пастельной картины, огромным малиновым шаром выкатилось солнце. Оно всем своим видом, как мощный гудок парохода или всюду слышный колокольный звон, заявило о приходе утра, предвещая не менее красивый день.
На дворе декабрь. Скоро Новый год. Но термометр показывает выше десяти градусов тепла. Дневное солнце — яркое, рыже-золотое — бьет по глазам, обнимает своими мягкими лучами. Ветра нет. В сад можно выскочить раздетым, даже безрукавым. Вот она, наша южная зима! Зачерпнешь, сколько сможешь, солнечной ласки — и в дом, где зимой не пахнет вообще. Из окна вовсе кажется, что лето ещё не ушло, особенно если смотреть поверх сада в небо. И река серебрится по-летнему. Только остров не зеленый уже, как пару месяцев назад. Но и он нежится в объятиях солнца.
Настроение, благодаря погоде, приподнятое, праздничное, хоть и не предновогоднее. И такая благодарность к ней накатывает за то, что она балует… Балует, как любимая женщина, одаривающая в ответ своим теплом, излучающим свет и добро. И задержаться бы возле такой подольше… Но жизнь, как река, с её течением, несущим перемены. Они обе — женского рода. Хочешь, не хочешь, любишь, не любишь, но встречаешься с разными и всякими — порой похожими, но с иным оттенком экспрессии. Она может быть красивой, но неласковой, яркой, но не греющей, улыбающейся, иногда грозной, иногда рыдающей, рыжей, седой. Погода, она — как женщина…
Несмотря на декабрь, в саду еще пахнет осенью. Много зелени. Лишь кончики веток золотистого кипариса стали слегка бурыми, очерчивая контуром вечную его зелень, да трава жухло-мокрая. Оголенные деревья, кажется, тихонько шепчут, что жаль ушедшего лета, и они, стесняясь своей чёрно-серой наготы, стараются вобрать в себя побольше солнечного тепла и света на будущее. А молоденькая сосна, как ветреная зелёная глупышка, весело помахивает своими мягкими лапками, сверкая радостно искрящимися слезинками растаявшего утреннего тумана. Капельки цепляются за хвоинки, но, когда их силёнок не хватает в незримой борьбе с земным притяжением, они перекатываются на нижние ветки, откуда падают в траву. Последняя роза сезона в полураскрывшемся бутоне, вылинялая, но еще живая, бодро реет над неопавшими своими, не потерявшими летней зелени листьями. Она одна осталась из когорты прекраснейших цветов. Чувствует, что и её дни сочтены, но не теряет своей царственной осанки, несмотря ни на что …
Голубая красавица-ель свысока смотрит на всех. Она знает, что скоро наступит её час, какой бы ни была погода. И нарядят ёлку, увенчают на пару недель короной, и станет она необыкновенной, и будет радовать собой в темноте и при свете каждого, от мала до велика. Потому что Новый год — всегда праздник, наступающий при любой погоде! А снег… Он обязательно будет! Зима придет!
2012 год, декабрь
