Малая проза
Губернатор и картошка
Говорят, если телёнок родится с лысинкой, так с нею он и сдохнет. Что правда, то правда. В жизни, как с той лысинкой, так и с характером человека – с каким родится, с таким и умрёт. Это такая штуковина, данная родителями, природой и Всевышним, что какая она есть, такая есть. Как тот музыкальный слух, или тяга к одному – единственному занятию в мире, например, рисованию или стихосложению.
– Знаешь, сынок, в жизни лучше быть маленьким пастухом, чем большим подпасичем, – так учил-наставлял своего маленького сына машинист паровоза Харитон Нечипорук. – Твой дед-белорус, когда ему наступили на хвост с теми налогами, в кулаки записали, не стал ждать отправки в Сибирь, а взял да и перебрался сюда, на Донбасс. Под землю полез, но не склонил голову перед местными выскочками, которые без разбора валили в кучу и лежебок с выпивохами, и настоящих тружеников, что на земле погорбели. А меня возьми: я со своими фронтовыми ранениями и наградами мог бы сидеть где-то в конторе, перекладывать бумажки. Но это не по мне, не люблю кланяться, изгибаться, просить. И ты этого не делай! Будь настоящим мужиком, а не бабой хлипатой! Понял?
Мальчишка только кивал согласно головой и запоминал.
Когда Ване было пять годочков, его мать умерла от неизвестной болезни. За ним и отцом стала присматривать бабушка – материна мать. Как только минул год со дня смерти жены, Харитон женился во второй раз. Новая жена оказалась злой и скандальной бабой, которая на дух не переносила ни ребёнка, ни бывшую тёщу мужа. Пока тот был в рейсе, мачеха просто издевалась над мальчишкой: чтобы тот не бежал к друзьям, она привязывала Ваню верёвкой к ножке кровати, а когда ребёнок плакал, давала ему подзатыльники, чтобы молчал. Кормила объедками. Когда мачеху «на горячем» застала бабушка, которая пришла проведать внука, та подняла крик-гвалт, мол, она не нанималась быть нянькой чужому «сопляку». Старая женщина пожаловалась было зятю на его молодуху, но тот, не прислушавшись к бывшей тёще, стал на сторону своей молодой жены. Та, чтобы задобрить мужика, скорее наливала ему рюмку, на мать умершей жены наговаривала гадости, убеждала, что та «таким образом» мстит за свою умершую дочь.
Маленькому сыну Харитон заявил тогда как взрослому:
– Я тебе что говорил? Забыл? Не позволяй на себе ездить, отбивайся, подрастёшь, в люди выбьешься, не позволяй собой помыкать.
Если бы Ваня был повзрослее, он бы спросил своего отца:
– А сам ты почему позволяешь чужой злой бабе собой руководить?
Но этот вопрос ему доведётся задавать потом себе, когда он вырастет и сам станет отцом. А пока что он только смотрел на него и запоминал наказы.
Увидев двуличие зятевой жены, чёрствость и слепоту со стороны отца к своему маленькому ещё сыну, тёща предложила забрать внука к себе. Отец с мачехой не особо и перечили: баба с воза – кобыле легче. Тем более если она ещё норовистая и злая. Пришлось Ване перебираться с отцовской квартиры в пятиэтажке большого промышленного города к бабуле в рабочий посёлок из двух улиц, в её небольшой глинобитный домик на окраине.
Нелёгкая то была жизнь. Спасались старая с малым картошкой, выращенной на маленьком кусочке земли при их домике-халупке, да молоком от козы. Когда мальчишка подрос и ему пришла пора идти в школу, так добираться до неё пешком, оказалось, надо было пять километров в одну сторону. Хорошо, что ходить доводилось не одному, а с ватагой соседских мальчишек и девчонок. (В то время почему-то никому в голову не приходила мысль наладить подвоз детей к школе). Так и ходили напрямик мимо шахтовых терриконов-гор, которые (куда ни брось взгляд) высились вокруг, и шламовых отстойников жидких отходов металлургического завода.
В один из дней мальчишки, которые просто не умели ходить чинно и более-менее спокойно (как девчата, например), а всю дорогу толкались, бились торбами с книжками, дошалились до того, что Ваня очутился в таком отстойнике. Его на глазах детей начала затягивать рукотворная трясина. Виновники же, перепугавшись, бросились бежать. Ваня остался один на один с бедой. На какой-то момент он затих. Вспомнилась такая дорогая и родная бабушка. Ваня представил себе, как она будет убиваться-горевать по нему, как ещё тяжелее без него ей доведётся жить. Потом он увидел лицо матери, которую помнил живой и хорошо представлял себе по снимку-портрету в бабушкиной избушке. (Раньше портрет висел рядом с отцовским в их городской квартире, а когда Ваню забирала к себе бабушка, так мачеха бегом сняла и отдала ей портрет дочери-соперницы).
Каким-то чудом порыв ветра нагнул к Ване лозину, и мальчик схватился за неё изо всех сил. По ней и вылез из смертельной трясины, долго лежал на берегу того гиблого места. Почему-то снова перед ним появился облик матери, она, ему показалось, вроде погладила своего сына по щеке, что-то даже ему шепнула. Мальчик понял, что мать с того света помогла ему миновать смерть.
После того случая он, выходя из дому, всегда подходил к её портрету, как его бабуля к старенькой иконе, и говорил про себя: «Мама, я пошёл, до встречи!» Этот своеобразный ритуал он сохранит на всю жизнь.
Ваня вырос, женился. Он нашёл свою половинку под землёй, когда стал работать забойщиком в ближайшей от их домика шахте. Влюбился в свою Оксану с одного взгляда, как только увидел её. Она была замерщиком газа на их участке. У девушки не было родных, все погибли в войну. Жила она в общежитии – старом деревянном бараке при шахте. Приглянувшись друг другу, Иван с Оксаной начали встречаться. Где-то через месяц Ваня предложил Оксане выходить за него замуж, она согласилась. Так и стали жить в бабушкиной избушке, про отцову квартиру пришлось забыть ещё тогда, когда Ваня ходил в школу: отец, с которым изредка Ваня виделся, как-то внезапно умер. Бабуля говорила, что «та ведьмарка сжила его со света». Мачеха-«ведьмарка» во время похорон (прямо на кладбище при людях) заявила, чтобы о квартире ни Ваня, ни его бабушка не вспоминали даже, потому что она теперь её единственная хозяйка. А они даже и не думали связываться с той – себе дороже. Старушка ещё застала рождение первого внука и получение новой квартиры в городе. Она так радовалась за своего Ваню. У него родились двое сыновей и дочь: старший был похож на жену, младший – вылитый он, а дочь и лицом, и статью пошла в бабку. Он был благодарен судьбе за свою семью, за свой надёжный тыл, который создавала Оксана.
Окончив заочно институт, Иван стал работать на «своей» шахте мастером, немного позже его назначили начальником участка, потом – главным инженером, директором. Его шахта выполняла и перевыполняла все доведённые планы, он считался крепким хозяйственником, руководителем. В его семье тоже был лад: выросли дети, у них появились свои семьи, свои дети – его внуки. А тут – перестройка, развал могучей страны…
Учитывая деловые качества, крепкую хозяйственную хватку, моральные и деловые качества Ивана Харитоновича, его назначили губернатором области, которая по территории была примерно такой, как три прибалтийские республики, вместе взятые, и которая граничила с соседними республиками – Россией и Беларусью. А время выпало такое, когда бывшая советская республика (одна из пятнадцати) была уже самостоятельной. Губернатором стать в такое время – не позавидуешь. Социальная ситуация в новой области, как и во всей стране (в республиках-соседках тоже) была крайне напряжённой: с развалом Союза разорвались все хозяйственные связи, экономику захлёстывали сплошные неплатежи. Многие хозяйственники (и не только они) опустили руки: одни спивались на глазах, другие плыли по течению, были и такие, что наложили на себя руки.
Это был 1997 год. В бюджете области денег – кот наплакал, на предприятиях, в колхозах и совхозах – кризис, выплачивать зарплаты и пенсии нечем, в магазинах – шаром покати. Люди бедствовали (особенно пенсионеры) и были злыми. Обвиняли своих непосредственных руководителей – тех же директоров предприятий, заведующих собесов, представителей местной власти, его лично – губернатора. Долги по зарплатам и пенсиям росли, как снежный ком.
При встречах люди смотрели с большой надеждой на него, от него ждали неординарных действий, они ему верили. А он в ответ на такое высокое доверие длинными бессонными ночами думал, гадал, как и чем накормить этих людей, а уже тогда поднимать экономику. В одну из таких ночей на память пришла его бабуля. Он вспомнил далёкое детство и то время, когда они, не имея практически ничего, выживали. Вспомнил и… начал вплотную заниматься обеспечением пенсионеров топливом на зиму и… картошкой.
Прочитав статистические сводки, он поехал по продуктовым магазинам, встретился с людьми, руководителями всех уровней. Рассказал и тем, и другим про настоящее положение дел, жёстко объявил, что помощи им ждать неоткуда, столица сама ждёт помощи от регионов, так что думать и выкручиваться нужно самим. После этих встреч на ближайшем заседании и было принято решение о выделении из скудного областного бюджета средств «для колхозов и совхозов области на выращивание овощей и, в частности, картофеля». С сельхозпроизводителями были заключены региональные договоры. Местных руководителей губернатор обязал лично позаботиться о «картошке для пенсионеров». Сам же с помощью средств массовой информации призвал всё трудоспособное население области заняться подсобным хозяйством, обработкой земли; выдал распоряжение местной власти о немедленном обеспечении всех желающих участками земли, пригодной для посадки овощей, и в первую очередь – картофеля.
Люди поддержали своего губернатора, а вот коллеги и чиновничий люд столицы – нет. Они подняли Ивана Харитоновича тогда, можно сказать, на смех, не приняли всерьёз его неординарные решения: мол, наивный шахтёр, ухватился за соломинку, а вернее, за картошку. Это тебе не уголь! Что она может, та картошка? Разве ж в ней спасение в такое сложное время? Экономикой нужно заниматься, а не огородами.
А он, не обращая внимания на насмешки, которые доходили до него, спокойно делал своё дело, потому что интуитивно чувствовал: картошка не подведёт, она достойна самого большого внимания. Это в руках обычного человека, хозяина нескольких соток земли она, может, и не представляет ничего особенного, на первый взгляд, – только как еда для самого человека и корм для его обитателей в сараях. А в рамках и масштабах большой области с её промышленным потенциалом? Ого-го, что можно из неё сделать!
Чтобы подкрепить свою уверенность, которая базировалась на интуиции и на чём-то ещё, что сидело глубоко в его душе, губернатор позвал на помощь учёных, благо, в области имелось не одно учебное заведение, которое готовило специалистов для сельского хозяйства республики. Один из них, седовласый, с серыми проницательными глазами академик, который был ректором сельскохозяйственного института, без лишних слов подал губернатору целую стопку материалов про картошку и коротко ознакомил его с содержанием: кто она такая, эта особа, откуда и когда появилась на территории республики и её соседей, как спасала людей от голода ещё в давние времена. Порекомендовал познакомиться с материалами дома, чтобы никто и ничто (телефонные звонки) не мешали. Его же коллеги тем временем просто и доходчиво объясняли, что конкретно делается из картошки в промышленных масштабах: во-первых – крахмал, во-вторых – спирт. А вот они уже используются в сотнях разных производств, им в народном хозяйстве находится не меньше тысячи (!) разных применений. Кондитерские фабрики, мясокомбинаты, заводы по изготовлению бумаги, тканей и многие другие производства, оказалось, потребляют продукты переработки картофеля. Один синтетический каучук чего стоит?! А клеи, лаки, патока, глюкоза…
– Картошка – это настоящий клад, причём не менее значительный, чем уголь! – такими убедительными словами завершили ту встречу с ним учёные.
По правде сказать, всего этого Иван Харитонович не знал. На его книжных полках дома и в тех кабинетах, которые он занимал до этой должности, были совсем другие настольные книги, они были про другие подземные клады – про уголь, его добычу, использование.
Прослушав «курс лекций о картошке», прочитав дома (ночами) оставленную литературу, губернатор убедился, что его природное чутьё, то, что было заложено в нём с детства, никуда не делось, а просто ждало своего часа. Теперь это время наступило. Убедившись, что пошёл правильным путём, он отдал распоряжение увеличить площади посадки картофеля в области до максимума, благо, их в этом регионе хватало, как говорят, под завязку. Большие поля в то время просто пустовали, зарастая сорняками.
Прочитав в одной из «картофельных» книг о том, как когда-то король Август III Сас для поднятия экономики Королевства Польского и союзного с ним Великого княжества Литовского пригласил в свои владения земляков-саксонцев, которым доверил выращивание заморского корнеплода – картофеля, он решил обратиться за помощью и консультациями к землякам своего деда – белорусам. Договорившись и заручившись поддержкой своего белорусского коллеги из прилегающей области, он посетил родину своих предков, побывал в институте садоводства и овощеводства, на его опытных участках, заказал разные сорта картофеля для хозяйств своей области. Одни нужны были для производства крахмала, другие – для спирта, а с отличными вкусовыми качествами (разваристые) – для людей, кормовые – для скота. Одно из хозяйств было определено как опытное для разведения своих и соседки-республики образцов картофеля, несколько других были перепрофилированы на выращивание «второго хлеба» в промышленных масштабах. Пока обновлялся севооборот, пока новые белорусские сорта приспосабливались для разведения в промышленных масштабах, он побывал в своей родной шахтёрской области у коллеги-губернатора и на своей шахте, где договорился о поставке в обмен на уголь в обе области (в ту, где родился, и в ту, которой руководил) белорусской «бульбы» для торговой сети.
Время показало, что губернатор с картофелем не прогадал: с едой были люди, с кормом скот, с сырьём промышленность. Область выстояла сама, стала на ноги, помогла другой в нелёгкий час.
Позже, когда в стране снова наступили перемены, на смену старым губернаторам пришли новые, когда Ивана Харитоновича не стало, о нём можно было услышать такие разговоры:
– Это тот губернатор, что один подземный клад менял на другой?
– Да, тот самый, который своих пенсионеров накормил белорусской бульбой.
Перевод с белорусского автора.
