Звуковое письмо кота Мартына
«Васька, дружище, здравствуй!
Шлет привет тебе из самого Берлина сосед твой бывший и корефан закадычный – Мартын. Только теперь не Мартын я уже, а Мартин, как меня, на западный манер, перезвали хозяева. Ты не смейся, тебя бы тут тоже в два счета перезвали. Не был бы ты никаким Василием, откликался бы на Базиля. Это в лучшем случае.
Вон попугая нашего, Петровича, новая хозяйка вообще Зефиром кличет. Правда, он на это кондитерское имя принципиально не отзывается. Не то, что мои бывшие хозяева. Те не только фамилию всей семьей сменили, но даже имена свои перекрутили: дядя Миша стал Михаэлем, тетка Людка – Людией, Андрюшка – Андреасом, Варька – Барбарой. Чувствую, ты сейчас ухохатываешься. Я тоже помирал со смеху, услышав, как наша толстуха представилась кому-то по телефону: «Барби!»
Спрашиваешь, почему они бывшие? Да потому, что нас с Петровичем самым наглым образом продали одной местной немке – фрау Кунт. Если быть до конца честным, то продавали исключительно Петровича. За меня, беспородного, и цента ломаного никто не давал. Типа, я физиономией не вышел, в хозяйстве бесполезен и жру, как паровозная топка.
Обидно – жуть! Варька своей тушей очередные весы сломала, а мне полкотлеты на ужин пожалели. И после этого Мартын – топка!
В знак протеста, я по всей квартире расшвырял наполнитель из своего лотка, сбросил с подоконника горшок с геранью, покатался на новых тюлевых занавесках, порвал Варькины любимые колготки. Надеялся, что хозяева сделают правильные выводы.
Куда там! Вместо этого, меня отлупили шлепанцем, пообещав подарить своим врагам – соседям Мюллерам, чтобы тем неповадно было анонимки на них строчить.
А еще тетка Людка решила, что их семье не везет на новом месте потому, что в квартире живет черный кот – я, то есть. Мол, ехали они «Берлин брать», а вышло так, что тот сам их взял за грудки.
Зудела она, зудела, и дядя Миша пообещал ей прихватить меня на рыбалку и там «потерять». Но тут в пятницу явилась за Петровичем покупательница и взяла меня в придачу к попугаю.
Нет, котов она вовсе не любит – деваться было некуда. Петрович такой концерт устроил: крыльями хлопал, клювом клетку долбил, орал, как резаный: «Где Маррртын, изверррги? Где Маррртын?», что пришлось ей меня на поводке домой тащить.
Нет, Вась, я не заговариваюсь. Здесь котов водят только на поводках – порядок такой. Это в России мы гуляем сами по себе, тут же каждый закреплен за определенным адресом и прогуливается исключительно в сопровождении хозяина. По-другому не получается: если высунулся из подъезда, назад уже не войдешь – дверь автоматически защелкивается.
Прогулки эти, Вася, – чистая пытка. Ползаешь по скверу со скоростью гусеницы. Ни побегать, ни порезвиться, ни мышь поймать. В центре процессии – фрау Кунт, в спортивных ботинках, клетчатых штанах, с неизменной сигаретой во рту. Я ее за мужика принял, когда впервые увидел. У бабульки – хриплый голос и такая же прическа, как была у вашего Димона, когда он из армии вернулся.
Слева от хозяйки обычно семенит ее любимец – вислоухий пудель Штемми в дурацком вязаном костюмчике с капюшоном, справа – я, без костюмчика, зато с маленьким зонтиком, закрепленным на поводке. Навстречу нам чинно шествуют другие четвероногие в прикольных одежках: комбинезонах, курточках с рюшами, меховых жилетах, дождевиках с рюкзачками.
В последнее время в звериную моду вошли светящиеся в темноте очки без стекол, такие же ошейники и поводки, с крохотными лампочками внутри. Фрау Кунт собирается и нам со Штемми купить эту иллюминацию. Представляешь, как я буду выглядеть ночью? Наш Полкан обмочился бы со страху, приняв меня за собаку Баскервилей. До утра бы лаем заходился.
Местные же псы не лают совсем. Говорят, им подрезают голосовые связки, чтоб они не нарушали ночной покой бюргеров. И на нас они тоже почему-то не бросаются. Встретив на улице, равнодушно проходят мимо.
А коты здесь все ленивые, толстые, с бантами на шеях. Они мало двигаются и мышей не ловят совсем. Их немцы c самого рождения кормят «Вискасом», «Фрискасом» и «Китикэтом». Ты спросишь: «Кто же тогда гоняет местных грызунов?» А никто.
Одно время Берлин наводнили крысы. На Александрплац от них ступить было некуда. Городские власти предложили их уничтожать местным нищим. За каждую тушку давали один евро. Думаешь, те кинулись зарабатывать? Как бы не так! Им легче бутылки по забегаловкам собирать. Такие тут «бедняки».
Да спусти меня сейчас с поводка, я за «евро-штука» всех крыс из метро самолично изведу. И мне прибыток, и «зеленым» приятно.
«Зеленых» тут боятся даже городские чиновники. Стоило последним озаботиться уничтожением грызунов, эти – тут как тут с транспарантами в зубах: «Убийство крыс ногами и палками нарушает закон о защите животных!» Видели б они, как наши орловские бабы с грызунами расправляются, речи бы лишились.
У немцев ведь живую тварь даже ударить нельзя. Да что там ударить – из дому выгнать закон не позволяет. Кто нарушит, тому – штраф огроменный. Тут же, если какой хвостатый потеряется, на другой день уже все столбы оклеены объявлениями с его фотографией: «Пропал домашний любимец. Просим вернуть за вознаграждение».
Ты, Вася, спросишь, как же при этом дядя Миша собирался меня «потерять». А ему что – он на иждивении у государства. Социальную помощь получает. У моих бывших хозяев – все казенное: и квартира, и обстановка, и одежда, и харч.
На жизнь хватает, а на наше с Петровичем содержание – нет. Тут же как: завел зверя – корми его специальным кормом, регулярно выгуливай, делай положенные прививки. Если захворает, вези к ветеринару. А услуги немецких Айболитов настолько дороги, что больного проще удавить.
Поскольку с последним в Германии очень строго, хозяева продают животное или сдают его в питомник. Не удивляйся, тут даже для брошенных растений приемники завели. Надоело тебе с цветком возиться, приносишь горшок к специальному контейнеру, ставишь его туда, и за судьбу растения можешь быть спокойным.
В общем, Вася, в этой стране - сплошной порядок, «орднунг» по-немецки. Везде чисто – плюнуть некуда, не то, что по нужде сходить. Тут – только на лоток с песком. А если на прогулке прижмет, хозяева тут же «кренделя» твои совочком сгребают, складывают их в кулечек и выбрасывают в урну. Иначе – штраф немалый.
Однако, земляки наши не торопятся немецким законам подчиняться. То птиц кормят, вопреки запретам, то псов без намордника выгуливают, то рыбу неграмотно ловят.
С рыбалкой у немцев вообще – сплошная комедия. Чтобы поймать паршивого карасика размером с перочинный ножик, следует получить специальный документ – удостоверение рыбака. Для этого нужно заплатить кругленькую сумму, честно отсидеть все семинары, а потом сдать экзамен.
Ты не поверишь, но пойманную рыбу требуется измерять линейкой, чтоб, по случайности, мелкую не прихватить. Не дотягивает миллиметр до габаритов – выбрось обратно в воду, от греха подальше. Дотягивает – не позволяй мучиться: оглуши ее дубинкой. И пока рыбина в обмороке валяется, ножом – ей под жабры. После этого заносишь «улов» в протокол, иначе опять же – штраф.
Такими темпами, конечно, много не натаскаешь, да и рыбка здесь мелковата. Не то, что орловские карпы: в воду зайдешь – без хвоста останешься. И вкус у немецкой не ахти. Я, правда, ел ее всего лишь раз – дядя Миша на рыбалке мелочевкой расщедрился.
А фрау Кунт мне рыбы не дает. Говорит, что она вредна для кошачьего здоровья. Видел бы ты, Вася, чем она меня кормит! Кошачьими консервами с какими-то противными витаминными добавками. Они тут все на концентратах сдвинуты. Даже коров своих потчуют сухим кормом, вот у последних и получается порошковое молоко. Я, правда, и порошковое ел бы, если б только давали…
Зашли мы как-то к приятельнице хозяйки – фрау Грубер. Та угостила меня кусочком чудной «Майской» ветчины. Так Кунтиху чуть инфаркт не хватил. Во все горло орала, что кормить животных человеческой едой – преступление.
Сама она – вегетарианка, трескает исключительно салаты. Из холодильника даже стащить нечего. Там – одни травы и водоросли...
А помнишь, как мы у бабы Мани шмат сала из погреба умыкнули? Знатное было сальце! А как мы с тобой у тетки Людки свежевзбитые сливки вылакали прямо из горшка, а попало Варьке с Андрюхой? Они нам потом за это усы отстригли, чтоб на молочку нюх отбить. Садисты!
Сливки те мне каждую ночь снятся... Муррр...
Ты, небось, и сейчас, как сыр в масле катаешься. А я тут на дистрофика стал похож – две кости и стакан крови. Из-за этой германской диеты у меня шерсть склеивается и выпадает. Скоро буду лысым, как дядя Миша. А хозяйка, вместо того, чтоб кормить по-человечески, купает меня в чем-то вонючем и втирает в проплешины какое-то масло. Лучше б она валерьянку втирала, которую по ночам в одно горло хлещет.
Ты не представляешь, братуха, какой мукой для меня является темное время суток. Фрау Кунт шуршит таблетками, пшикает себе в рот ингалятором, перекатывает пятками резиновый мячик с шипами. Нервы так успокаивает, если кошмар какой приснится.
Вот недавно привиделось ей, что внезапно закончился корм для ее Штеммика. Вскочила она на ноги, помчалась в кладовку, убедилась, что тринадцатикилограммовый пакет «Педигри» на месте, и пошла на кухню валерьянку пить.
Я, конечно, пыток этих не выдержал. Дождался, пока она уснет, прыгнул на стол и сбил пузырек на пол. Тот – вдребезги. Пока бабулька искала источник шума, я успел слизать с паркета всю лужицу.
Что тут началось! Крики, угрозы, рукоприкладство... Если б не Петрович, истошно заоравший: «Смерррть фашистским изуверррам!», неизвестно, чем бы все и закончилось. А так она вмиг остыла: гоняться за мной перестала, пошла лекарства свои принимать.
Хозяйка Петровича уважает, так как он – правильный иностранец. Его далекие предки жили в эвкалиптовых лесах Австралии, Корелла их фамилия. За это Кунтиха купила ему огромную клетку с колокольчиками, лесенкой и качелькой. Все время попку гладит, приговаривая: «Скоро Зефирчик по-немецки заговорит!».
Тот же на все ее подлизывания реагирует одинаково: «Рррусские всегда бивали прррусских!». Этому он у дяди Миши научился, когда тот собачился с теткой Людкой, кичащейся своими немецкими корнями.
Второй конфликт произошел у нас через месяц. В гости к хозяйке должен был прийти ее внук Клаус – белобрысый очкарик с розовой поросячьей физиономией. На кухне лежали приготовленные к жарке четыре куска отличного рыбного филе. И пока бабка смотрела сериал, я их все оприходовал.
Пришлось Клаусу звонить в «Суши-бар», чтоб заказать это самое суши. Я, правда, так и не понял: зачем в этом баре рыбу иссушивают? Свеженькая-то куда лучше!
Так вот, Клаус на меня так разозлился, что, проходя мимо, больно пнул в бок ногой. Я, конечно, в долгу не остался и, вместо лотка, наделал ему в кроссовок. За это хозяйка перестала меня брать на прогулки. Ходят теперь вдвоем со Штемми, а я весь день сижу на подоконнике и пялюсь на проходящие мимо трамваи. Веришь, всех водителей уже в лицо знаю.
А на что тут еще смотреть? Городской пейзаж однообразен – высокие дома, разрисованные рекламой автобусы, суетливые прохожие. Иное дело – Орловка. Выглянешь утром из окошка – гуси от ворот ковыляют рядком, громыхает цепью Полкан, воробьи в пыли барахтаются. Взгромоздившись на бочку с дождевой водой, дурным голосом кукаречит хромой Петя. Куры роются на компостной куче или топчут грядки с рассадой. А то и ты на заборе сидишь – меня дожидаешься, а Андрюха наш уже целится из рогатки в твой зеленый глаз. Экстрим!
Здесь же, Вася, – тоска зеленая. Даже подраться не с кем. Пудель не в счет. Мы с Петровичем шуганули его однажды, так это трусло теперь все время за хозяйкой бегает, даже в туалет.
Ты же знаешь, я незлобливый, но Штемми шибко нос задирал. Все время давал понять, что я – непрошенный гость, а он – хозяин. Оно и понятно: Кунтиха носится с ним, как с писаной торбой: ежедневно моет специальным шампунем и сушит потом феном. Разрешает ему спать в своей кровати, спокойно вытирает его слюни с зеркала в прихожей. Подпиливает ему когти, чистит уши, протирает глаза. Водит вислоухого в собачий VIP-салон, где за бешеные деньги его стригут, малюют в абрикосовый цвет, делают массаж. Днем он валяется на бархатных диванных подушках и жрет дорогой шоколад. Тот самый, который для меня вреден. А летом в гостиной специально для него устанавливается домашний фонтан, чтоб это крашеное ничтожество в любой момент могло освежиться в прохладной воде.
Ты не поверишь, Васяха, но у пуделя нашего не только адресник на ошейнике есть, но и специальный чип под кожей. Его туда вшили, чтоб из Космоса можно было следить за передвижениями пса, если тот потеряется или его украдут.
Все это нас с Петровичем так достало, что мы решили разъяснить пудельку, кто в доме хозяин. Дождались, когда бабка свинтила к соседке, загнали его в фонтан и минут двадцать оттуда не выпускали.
Он так напугался хлопанья крыльев, щелканья клюва и крика Петровича, что фрау Кунт пришлось любимца к зоопсихологу вести. Тот Штеммика месяца три пользовал. Вроде как, подлечил, но без хозяйки он в гостиную больше не заходит, ждет ее в коридоре, у входной двери. Понял, стало быть, свое место в этом мире.
А полгода назад, по ошибке, я чуть не сожрал нашего хомяка Зигги. Тот как-то выбрался из клетки и разгуливал ночью по квартире. Я прыгнул на него, схватил за холку и, предвкушая награду, понес трофей прямо в постель фрау Кунт. Увидев меня с «крысой» в зубах, та, завизжала так, что Штеммик чуть заикой не сделался.
В итоге, на двое суток я был посажен в загончик. За что, спрашивается? Зигги ведь сам нарвался. На нем же слово «ХОМЯК» фосфором не написано!
Я, понятное дело, решил отомстить, вспомнив наставления нашего с тобой друга Бакса: «Настоящий кот в своей жизни должен сделать три вещи: отрастить усы, посадить в лужу пса и построить хозяев».
С первыми двумя пунктами я уже справился и, выйдя на свободу, приступил к реализации третьего: поцарапал антикварную мебель, оставил на обоях метки, сбил с полки фарфоровые статуэтки, сделал лужу на дорогом итальянском паркете.
Фрау Кунт тут же помчалась за сочувствием к соседке Шульцихе. Та посмотрела на мои художества и проскрипела: «Усыпить и сделать чучело!» Представляешь, как иностранцев не любит?
Пусть бы делала чучела из своих уродок – молью объеденных кошек-сфинксов с разного цвета глазами. Когда я впервые их увидел, от ужаса шерсть дыбом встала. Да если б я так выглядел, не раздумывая, утопился бы в унитазе. А Шульциха этих монстров на конкурс «кошачьей красы» готовит. Она считает, что у них – «безупречные экстерьерные данные». Вот такой у немцев вкус…
А недавно, Васька, были мы с бабкой на собачьих похоронах. Фрау Грубер прощалась со своим йоркширом Кнёделем. Штемми с нами не было – хозяйка не захотела травмировать его психику. Так вот, хоронили пса в настоящем, украшенном рельефами, гробике, на специальном зверином кладбище. На надгробной плите, выполненной в форме косточки, была его фотография и надпись: «Мой верный друг, я всегда буду помнить о тебе! Повиляй мне хвостиком с небес». Ну не дурдом?
Старушки тут вообще чокнутые. Моя, например, заявила фрау Грубер: «Если я переживу Штеммика, закапывать в землю его не стану – кремирую и урну с прахом установлю у себя в гостиной. Если же умру раньше, он будет наследником всего моего имущества. Завещание уже составлено».
Прикинь, не дочке все оставляет, не внуку, а дурацкому пуделю. Да если б наша баба Маня на Полкана все отписала, ее бы прямо от нотариуса в психбольницу отвезли. Тут же это – обычное дело.
А еще, Вася, немецкой живности на Рождество богатые хозяева покупают подарки: лакированную обувь, купальные костюмы, шубы, ошейники со стразами. Дни рождения отмечают им в ресторанах. Лечат в специальных клиниках. Плоховидящим котам и собакам за сумасшедшие деньги операции делают, вживляя им искусственные хрусталики. Стремные эти немцы...
Ох, и соскучился я тут по нормальным существам: по тебе, по Полкану, по Кысе с Баксом, по нашей Орловке! Нет уже мочи никакой сидеть в благоустроенной немецкой тюрьме, где ни по крышам побегать, ни на помойке порыться, ни рожу кому-нибудь расцарапать, ни песни в марте поорать. Даже с шуршунчиками, пакетами целлофановыми, какими у хозяйки вся кладовка забита, нельзя поиграть – ей этот звук на нервы действует. Короче, на все – сплошной запрет, «фербот», по-ихнему.
Так что, не верь, Василий, если скажут тебе, что за границей сплошь сметаной намазано. Наглая это брехня! Ну, подумай: тебя бы радовали миски из дутого стекла, коврики из овечьей шерсти и пищащие игрушечные мышки, если б ты весь день на подоконнике сидел? Ни пожрать от пуза, ни выспаться от души, ни мышь на двоих раздавить, ни с котами, ночующими в теплоцентрали, силами помериться. Скучища такая, что и передать нельзя. Тыкаюсь по чужим углам, как зомби, и негде котику издохти…
Сбегу я отсюда. Вот потеплеет и сбегу. Тут по соседству одни в отпуск в наши края собираются, так я к ним в багажник запрыгну. Мне бы только до кордона добраться. Дядя Миша говорил, что через польскую границу слона нерастаможенного за хобот провести можно, не то, что коту прошмыгнуть. А там я уже и по запаху Орловку найду – дым отечества он по-особому пахнет. Примешь меня на свой чердак?
Письмо мое, Вася, – звуковое. Тебе его слово в слово перескажет Петрович, который сидит сейчас на бархатной подушке пуделя и запоминает каждое мое «мяу».
Память у него – дай бог каждому. Если б не пил, цены б ему не было. А, с другой стороны, не наклюкайся он однажды на дне рождения хозяйки, никто о нем никогда б и не узнал. А так – слава на всю Германию.
Слушай прикол. Пригласила наша бабка к себе на именины Грубершу, Шульциху и еще двух приятельниц, таких же, как и сама – в мужской одежде, с бритыми затылками и сигаретами в фарфоровых зубах. Разлила винцо по рюмочкам и к телефону побежала поздравление Клауса выслушивать. Пока болтала, подруги ее на перекур отправились, оставив открытой балконную дверь…
Тут наш Петрович на праздничный стол и приземлился. Увидев хозяйскую рюмку с вином, высосал ее до самого дна. Хмель ему в голову ударил, и решил наш попка, что в Германии его никто не уважает. Если б меня на время банкета Кунтиха в ванной не закрыла, я б его, глупого, в этом разубедил, а так…
… ломанулся Петрович из дому на железнодорожную станцию, чтобы на родину уехать. Прибыв на вокзал, решил билет взять в автомате – тут «зайцев» строго наказывают. Долбил клювом по кнопкам, тыкался во все отверстия, пока не застрял в этом аппарате.
Из-за нашего Кореллы пассажиры не смогли обилетиться. Возмущенные безобразием, привели полицейских. Те, как ни старались, а достать Петровича из автомата не сумели. Пришлось вызывать Службу спасения. Последняя с трудом, но вызволила пернатого пьяницу.
Вместо благодарности, дебошир исклевал спасителям руки. Тут, конечно, пресса набежала, телевидение приехало, пассажиры мобильниками защелкали, снимая нетрезвого попугая.
В тот день Петрович попал не только в криминальные сводки, но и во все газеты. Везде была его пьяная рожа со щеками цвета взбесившейся морковки.
Узнав о происшествии, хозяйка помчалась к спасателям забирать загулявшую скотинку. Теперь балконную дверь она плотно закрывает. Клетку тоже. Но Петрович научился ее отпирать и, когда бабки нет дома, летает по квартире с криком: «Я – почтовый голубь!»
Он давно мечтает слетать в родные края. Не насовсем, а только убедиться, что он таки «грамотно устроился». Говорит мне сейчас, что попка – не дурак.
А я, самый сообразительный кот Орловки, выходит, недоумок? Пусть так, только сердцу ведь не прикажешь. Как поется в известной песне,
А я в Россию, домой хочу,
Я так давно не ел сметаны.
Завтра клетку с Петровичем хозяйка на балкон выставит, и уже через пару дней он будет у вас. Прими его, Вася, как положено, да ответь обстоятельно на мое письмо. Весточка с воли для меня дороже пузыря с валерьянкой.
С надеждой на скорую встречу,
твой Мартын».
