Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви.
http://vbasyrovdola.ucoz.ru/v_zemljanke.mp3
Дотошные исследователи творчества поэта точно называют день, когда проходил
тот памятный бой на подступах к Москве, — 27 ноября 1941 года, и ту часть, в
которой оказался и принял бой корреспондент газеты «Красноармейская правда»
Западного фронта, батальонный комиссар Алексей Сурков, – 258-й полк 9-й
гвардейской стрелковой дивизии. Это его оборонительные позиции были внезапно
атакованы 10-й танковой дивизией гитлеровцев. Бой был тяжелым.
«Враг рвался на восток через Кашино и Дарну по дороге, параллельной
Волоколамскому шоссе, — свидетельствует один из героев Московской битвы, бывший
командир 9-й гвардейской, дважды Герой Советского Союза, генерал армии А. П.
Белобородов, — фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб полка,
расположившийся в деревне Кашино, от батальонов.
Надо было прорываться из окружения. Всем штабным работникам пришлось взяться за
оружие и гранаты. Стал бойцом и поэт. Смелый, решительный, он рвался в самое
пекло боя. Старый, храбрый солдат выдержал боевое испытание с честью, вместе со
штабом полка вырвался из вражеского окружения и попал… на минное поле. Это было
действительно "до смерти четыре шага”, даже меньше…
После всех передряг, промерзший, усталый, в шинели, посеченной осколками, Сурков всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки. Может быть, тогда и родилась знаменитая его «Землянка» – песня, которая вошла в народную память как неотъемлемый спутник Великой Отечественной войны…» А теперь вновь слово поэту:
Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у
фотографа Савина гитару и под гитару спел новую свою песню «В землянке».
Все свободные от работы "в номер”, затаив дыхание, прослушали песню. Всем
показалось, что песня «вышла». Листов ушел. А вечером Миша Савин после ужина
попросил у меня текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу
стало видно, что песня «пойдет», если обыкновенный потребитель музыки запомнил
мелодию с первого исполнения…»
На «премьере» песни в редакции «Фронтовой правды» присутствовал и писатель Евгений Воробьев, который работал тогда в газете. Сразу же после того, как «Землянка» была исполнена, он попросил Листова записать ее мелодию. Нотной бумаги под рукой не оказалось. И тогда Листов, как уже не однажды приходилось ему поступать в тех условиях, разлиновал обычный лист бумаги и записал мелодию на нем.
"С этой нотной записью и с гитарой, — рассказывал Евгений Захарович, — мы с Мишей Савиным отправились в редакцию «Комсомольской правды», где я несколько лет проработал до войны. Нам повезло: в тот день проходил один из традиционных «четвергов», на которые усилиями сотрудника одного из отделов «Комсомолки» Ефима Рубина приглашались артисты, писатели, композиторы. Мы приняли в нем участие и показали «Землянку». На этот раз пел я, а Михаил Иванович мне аккомпанировал. Песня очень понравилась, и ее тут же приняли для публикации в газете. Так что на страницах «Комсомольской правды» ищите ее самую первую публикацию,..»
Я так и поступил, и в архиве редакции «Комсомольской правды» отыскал номер
газеты за 25 марта 1942 года, в котором впервые была напечатана песня «В
землянке» – слова и мелодическая строчка. Так уж получилось, что публикация эта
оказалась едва ли не единственной в первые годы войны. Дело в том, что
некоторые «блюстители фронтовой нравственности» посчитали строки "До тебя мне
дойти нелегко, а до смерти — четыре шага” упадочническими, разоружающими. Они
требовали вычеркнуть их, заменить другими, «отодвинуть» смерть «дальше от
окопа». Но менять что-либо, т.е. портить песню, было уже поздно, она, как
говорится, «пошла». А ведь известно: «из песни слов не выкинешь».
«О том, что с песней «мудрят», - рассказал в заключение Сурков, —
дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо,
подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав несколько добрых слов по
адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не
нравится строчка «до смерти четыре шага»: «Напишите вы для этих людей, что до
смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, – мы-то
ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти».
Еще во время войны Ольга Берггольц рассказывало о таком случае. Пришла она в
Ленинграде на крейсер "Киров”. В кают-компании собрались офицеры крейсера и
слушали радиопередачу. Когда по радио была исполнена «В землянке» с
«улучшенным» вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста и люди,
выключив репродуктор, демонстративно трижды спели песню с ее подлинным текстом.
Неутомимыми пропагандистами «Землянки» в годы войны были замечательные
советские мастера песни Леонид Утесов и Лидия
Русланова. Лидия Андреевна записала ее в августе 1942 года на
грампластинку вместе с "Синим платочком”. Однако запись эта не была
тиражирована.Только недавно удалось отыскать ее так называемый пробный оттиск.
И теперь пластинка с этой песней в неповторимой руслановской трактовке выпущена
фирмой «Мелодия».
Пели "В землянке” и многочисленные фронтовые ансамбли.
Свидетельством необычайной популярности и широкого распространения песни на
фронте и в тылу являются многочисленные «ответы» на нее. Варианты их
встречаются и в письмах, присланных слушателями на радио:
«Ветер, вьюга метет и метет…», «Я читаю письмо от тебя…», «Дни бегут
беспокойной рекой…», «Разгоняет коптилочка тьму…», «Я услышала голос живой…» и
многие другие. По их числу с «Землянкой» может поспорить разве что не менее
знаменитая «Катюша» М. Блантера и М. Исаковского.
И в наши дни песня эта остается одной из самых дорогих и любимых, она звучит у походного костра, на солдатском привале.
Ю. Е. Бирюков