Алексей Сурков

Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От моей негасимой любви
.

http://vbasyrovdola.ucoz.ru/v_zemljanke.mp3


                    красивые Анимации, анимашки Огонь, пламя бесплатно, без регистрации, без смс

 

«Возникло стихотворение, из которого родилась эта песня, случайно, — вспоминал Сурков. — Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворением. Это были шестнадцать «домашних» строк из письма жене, Софье Антоновне. Письмо было написано в конце ноября, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью после тяжелого боя пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков…»

Дотошные исследователи творчества поэта точно называют день, когда проходил тот памятный бой на подступах к Москве, — 27 ноября 1941 года, и ту часть, в которой оказался и принял бой корреспондент газеты «Красноармейская правда» Западного фронта, батальонный комиссар Алексей Сурков, – 258-й полк 9-й гвардейской стрелковой дивизии. Это его оборонительные позиции были внезапно атакованы 10-й танковой дивизией гитлеровцев. Бой был тяжелым.
«Враг рвался на восток через Кашино и Дарну по дороге, параллельной Волоколамскому шоссе, — свидетельствует один из героев Московской битвы, бывший командир 9-й гвардейской, дважды Герой Советского Союза, генерал армии А. П. Белобородов, — фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб полка, расположившийся в деревне Кашино, от батальонов.
Надо было прорываться из окружения. Всем штабным работникам пришлось взяться за оружие и гранаты. Стал бойцом и поэт. Смелый, решительный, он рвался в самое пекло боя. Старый, храбрый солдат выдержал боевое испытание с честью, вместе со штабом полка вырвался из вражеского окружения и попал… на минное поле. Это было действительно "до смерти четыре шага”, даже меньше…

После всех передряг, промерзший, усталый, в шинели, посеченной осколками, Сурков всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки. Может быть, тогда и родилась знаменитая его «Землянка» – песня, которая вошла в народную память как неотъемлемый спутник Великой Отечественной войны…» А теперь вновь слово поэту:

«Так бы и остались эти стихи частью письма, — продолжает он свои воспоминания, — если бы уже где-то в феврале 1942 года не приехал из эвакуации композитор Константин Листов, назначенный старшим музыкальным консультантом Главного политического управления Военно-Морского Флота. Он пришел в нашу фронтовую редакцию и стал просить «что-нибудь, на что можно написать песню». «Что-нибудь» не оказалось. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав их начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным, что хотя я свою товарищескую совесть и очистил, но песня из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет. Листов побегал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Ушел, и все забылось.
Но через неделю композитор вновь появился у нас в редакции, попросил у фотографа Савина гитару и под гитару спел новую свою песню «В землянке».
Все свободные от работы "в номер”, затаив дыхание, прослушали песню. Всем показалось, что песня «вышла». Листов ушел. А вечером Миша Савин после ужина попросил у меня текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу стало видно, что песня «пойдет», если обыкновенный потребитель музыки запомнил мелодию с первого исполнения…»

На «премьере» песни в редакции «Фронтовой правды» присутствовал и писатель Евгений Воробьев, который работал тогда в газете. Сразу же после того, как «Землянка» была исполнена, он попросил Листова записать ее мелодию. Нотной бумаги под рукой не оказалось. И тогда Листов, как уже не однажды приходилось ему поступать в тех условиях, разлиновал обычный лист бумаги и записал мелодию на нем.

"С этой нотной записью и с гитарой, — рассказывал Евгений Захарович, — мы с Мишей Савиным отправились в редакцию «Комсомольской правды», где я несколько лет проработал до войны. Нам повезло: в тот день проходил один из традиционных «четвергов», на которые усилиями сотрудника одного из отделов «Комсомолки» Ефима Рубина приглашались артисты, писатели, композиторы. Мы приняли в нем участие и показали «Землянку». На этот раз пел я, а Михаил Иванович мне аккомпанировал. Песня очень понравилась, и ее тут же приняли для публикации в газете. Так что на страницах «Комсомольской правды» ищите ее самую первую публикацию,..»

Я так и поступил, и в архиве редакции «Комсомольской правды» отыскал номер газеты за 25 марта 1942 года, в котором впервые была напечатана песня «В землянке» – слова и мелодическая строчка. Так уж получилось, что публикация эта оказалась едва ли не единственной в первые годы войны. Дело в том, что некоторые «блюстители фронтовой нравственности» посчитали строки "До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага” упадочническими, разоружающими. Они требовали вычеркнуть их, заменить другими, «отодвинуть» смерть «дальше от окопа». Но менять что-либо, т.е. портить песню, было уже поздно, она, как говорится, «пошла». А ведь известно: «из песни слов не выкинешь».

«О том, что с песней «мудрят», -  рассказал в заключение Сурков, — дознались воюющие люди. В моем беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав несколько добрых слов по адресу песни и ее авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага»: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, – мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти».

Еще во время войны Ольга Берггольц рассказывало о таком случае. Пришла она в Ленинграде на крейсер "Киров”. В кают-компании собрались офицеры крейсера и слушали радиопередачу. Когда по радио была исполнена «В землянке» с «улучшенным» вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста и люди, выключив репродуктор, демонстративно трижды спели песню с ее подлинным текстом.
Неутомимыми пропагандистами «Землянки» в годы войны были замечательные советские мастера песни Леонид Утесов и Лидия Русланова. Лидия Андреевна записала ее в августе 1942 года на грампластинку вместе с "Синим платочком”. Однако запись эта не была тиражирована.Только недавно удалось отыскать ее так называемый пробный оттиск. И теперь пластинка с этой песней в неповторимой руслановской трактовке выпущена фирмой «Мелодия».

Пели "В землянке” и многочисленные фронтовые ансамбли.
Свидетельством необычайной популярности и широкого распространения песни на фронте и в тылу являются многочисленные «ответы» на нее. Варианты их встречаются и в письмах, присланных слушателями на радио:
«Ветер, вьюга метет и метет…», «Я читаю письмо от тебя…», «Дни бегут беспокойной рекой…», «Разгоняет коптилочка тьму…», «Я услышала голос живой…» и многие другие. По их числу с «Землянкой» может поспорить разве что не менее знаменитая «Катюша» М. Блантера и М. Исаковского.

И в наши дни песня эта остается одной из самых дорогих и любимых, она звучит у походного костра, на солдатском привале.

Ю. Е. Бирюков