Дейкун Раиса (г. Гомель, Республика Беларусь)

Шёл солдат дорогою побед

 

Семейные реликвии

В нашем доме о Великой Отечественной войне напоминали в первую очередь два портрета: отца в форме старшины и молодого парня – лейтенанта. С множеством боевых  наград у каждого. Лейтенант на рисунке-портрете был похож на отца и когда я была маленькой, то мне казалось, что второй военный тоже отец. Но это был не он, а его младший брат Михаил, который прошёл всю войну, дошёл до Германии и погиб на реке Одер.

Кроме портретов, которые все время были на виду, в доме были и другие немые свидетели войны. В одной из шуфляд отец хранил свои боевые награды, орденские книжки, Медаль материнства мамы, документы, к которым нам – пятерым детям – самостоятельного доступа не было.

В альбоме, сделанном из какой-то канцелярской книги, находилось несколько небольших желтоватых фотографий, на которых был изображён отец в войну: в шапке-ушанке и шинели, подпоясанной ремнем; на двух фотографиях – с однополчанином-лейтенантом; ещё на одной – на мопеде-мотоцикле довоенного образца. Эти фотографии он прислал матери с фронта.

Когда отец садился за стол на своё место, мать или старшая сестра, а потом и подросшая я подавали ему его вилку и ложку, он ел только ими. Отцовы были непохожими на фабричные, которые гнулись и ломались. И вилка, и ложка были сделаны каким-то мастером-самоучкой на войне из латунной гильзы-снаряда. Они были постоянными спутниками отца на дорогах войны. С ними он не расставался и в мирное время.

«Ты б прымеў, дык i ў госцi з iмi хадзiў бы», – так говорила мать отцу на его привычку есть только ими. Тот на это её замечание только посмеивался.

Ножницы матери и платье из парашютного шелка тоже были в числе тех свидетелей и в нашем доме занимали особое, почетное место. Ножницы – черные, тяжёлые, похожие на кованку-самоделку, всегда находились в маленьком ящичке материной швейной машины. Платье – ярко красное, с желтыми вставками, из крепчайшего шелка – в шкафу. У двух этих вещей была своя история. Ножницы, узнав из писем, что его молодая жена научилась шить, отец принёс ей в подарок с войны. По дороге домой он выменял их за часть своего сухого пайка. У платья история была подлиннее. Наша мать переживала ту войну с двумя старшими малыми детьми в деревне Корчевое Хойникского района у родителей отца. Когда пришли немцы, рассказывала она, жители деревни спрятались в лесу. А когда вернулись – в доме было хоть шаром покати. То ли полицаи, то ли сами немцы подчистили дома и сараи по всему селу. Вот и осталась она с малыми детьми, родителями-стариками и старшим братом отца, инвалидом, в чём стояли. Её мать, а наша баба Ганна, привезла тогда (из-под Калинкович, на возу под хворостом) ручную швейную машинку. Мать умела вязать, ткать, вышивать, но не умела шить. Она сняла с себя платье, в котором была, распорола его до клинышка и выкроила по образцу себе платье, потом сшила и старое, и новое. Так и научилась шить. Отец с фронта (когда район овободили) прислал матери парашют, вернее, куски-клинья ткани из него. Одни куски были красными, другие желтыми. Из них она сшила платье, которое много лет потом было у неё выходным. Та машинка и спасла всю семью от голода, потому что мать стала шить всем, кто нуждался, и люди платили ей за это, кто чем мог.

Ещё был ремень отца, тот самый, с военных фотографий. Он висел на большом гвозде, вбитом в косяк двери комнаты-столовой. Об него он каждое утро точил свою безопасную бритву, которую принёс с войны и которую так и не сменил на подаренные электробритвы и станки. В целях «профилактики» наследников, которые время от времени «рабiлi шкоду», ремень иногда снимался с гвоздя…

9 мая отец маленьким ключиком открывал свою заветную шуфлядку и доставал награды, прикреплял их на парадный черный форменный пиджак (он всю жизнь, до войны и после неё, проработал на железной дороге: техником, бригадиром путейцев, дорожным мастером) и шёл на мероприятия, посвященные Дню Победы. Позже он заказал орденскую планку, и она всегда была прикреплена к его выходному пиджаку.

В ту шуфлядку отец складывал и другие свои награды, в том числе и боевые, которые находили его и после войны. Например, медали «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы», «Героям Дукли» (Чехословакия), орден Отечественной войны.

Открывал отец ящик стола и в другие дни, поздно вечером или в редкий выходной. В такие минуты он перебирал какие-то пожелтевшие документы, письма и некоторые из них подшивал в синюю самодельную тетрадь. Когда отец садился к столу в зале и открывал шуфлядку, мать в такие моменты прикрывала двери в комнату и говорила нам:

«Не чапайце (трогайте) бацьку, няхай пабудзе адзiн. Каб яна згарэла тая праклятая вайна: столькi людзей згубiла!».

Мы знали, что кроме дядьки Миши, на войне, в первые её дни, пропал без вести наш второй дед, отец матери Прохор Харланчук. Знали, что наш отец пишет запросы, чтобы узнать его судьбу: где погиб, где похоронен. О Мише мы знали, что он погиб в Германии и там похоронен. В его честь наш средний брат носил его имя. Отец рассказывал, что он «чуть-чуть» не встретился в войну со своим младшим братом. Это было незадолго до его гибели.

Одер впадает в Балтийское море

Один, за одним мы разлетелись из родительского дома-гнезда. Меня судьба занесла в Калининград, бывший Кёнигсберг. Там мне довелось писать книгу-путеводитель для автотуристов. Заказчиком, калининградским книжным издательством, было поставлено условие, что при описании маршрутов области (кроме  характеристики дорог, схем проездов городов, адресов автосервиса и других нужных путешественникам на колёсах объектов) обязательны её история и всевозможные достопримечательности. Так что мне пришлось изучить историю, экономику, культуру, природу области; пройти, проехать – облазить её вдоль и поперёк.

История создания Калининградской области была неразрывно повязана с незабываемыми страницами Великой Отечественной войны, известной Восточно-Прусской операцией Советской Армии, в ходе которой навсегда было уничтожено гнездо прусского милитаризма.

Незаживающие следы той войны встречались на дорогах края на каждом шагу и километре по пути следования автотуристов. Они представали для них в виде бетонных и каменных глыб дотов и подземных крепостей-фортов, затопленных отступавшим врагом, разведенных мостов, оплывших стрелковых ячеек и артиллерийских окопов, многочисленных обелисков и мемориальных комплексов, поднявшихся над могилами советских воинов, павших в кровопролитных сражениях на этой земле.

Именами героев Великой Отечественной войны были названы города и посёлки области: Черняховск, Ладушкин, Гусев, Гурьевск, Мамоново, Космодемьянский; улицы: Борзова, Катина, Костикова…

Те, кто выжил, не забыли тех, что остались навечно лежать в этой земле.

Когда работа над путеводителем была завершена, мне казалось, что я сама была участницей всех событий, в том числе и военных. Что вместе с нашими солдатами прошла их дорогами больших и малых побед, чтобы добыть одну – большую! И что я встречалась на них со своими земляками и со всеми теми, кто освобождал мою Беларусь, а затем погиб при штурме Кёнигсберга и в боях на земле Восточной Пруссии.

 

В тот год, когда вышел путеводитель, отец, приехав с матерью в гости, обратился ко мне с необычной просьбой:

– Доченька, ты же теперь в курсе о войне? Тогда скажи, где лучше, возле какого памятника земли с отцовского селища оставить, чтобы Миша знал, что мы его помним? Он же где-то уже здесь совсем близко…?

Отец был прав: на то время я много чего знала о земле, на которой жила и, которая была буквально вся полита кровью советских солдат.

– Подождите, отец, воскресенья (к своим родителям мы обращались на Вы) – поедем к Балтийскому морю…

– А причём же здесь море? Я же про памятник спрашиваю, – удивился отец, а вместе с ним и мать.

– Так Вы же говорили, что дядька Миша погиб на Одере? Так?

– Так, на Одере.

– Ну, так Одер несёт свои воды в Балтийское море. Через воду мы передадим привет дядьке, помянем его…

 

… В поселке Рыбачьем, где располагался рыболовецкий колхоз-миллионер «Труженик моря», рыбаки которого вели промысел в водах не только Курского залива, на небольшом судне мы миновали залив и вышли в море. В руках отца был небольшой полотняный мешочек с землёй из деревни Корчёвое, у нас с матерью – букеты гвоздик. Как только с капитанского мостика прозвучало короткое слово: «Море!», отец развязал «торбачку»... Морской ветер, пропитанный солью, первым подхватил крупицы дедовской земли и мгновенно рассеял их по беснующимся за бортом волнам. Проследив за слаженными действиями морской стихии, отец достал из внутреннего кармана небольшую, из темного стекла, запечатанную сургучом бутылку. Размахнувшись, бросил её в темную холодную воду. Вслед за ней полетели наши цветы…

Долго мы потом стояли на палубе и, до боли в глазах, вглядывались, как волны всё дальше и дальше, от уходившего назад судна, уносили полученные подарки-приветы. Морю поручалось донести их к другому берегу, туда, где смешиваются его воды с водой Одера…

– Папа, – а что Вы бросили в бутылке? – не выдержала, спросила я по дороге домой.

– Письмо брату, то, что написал ему в 45-м и не успел отправить…

Отцов наказ

Я вернулась в Беларусь через 33 года, прожив 13 лет – в Калининграде, 20 – Украине.

Уже лежали в земле средний брат, мать, отец. Чернобыль помог. Стояла пустой наша большая хата, которую мы, оставшиеся, проведывали каждый раз, приезжая на Радуницу на могилы родных.

Получив паспорт гражданки Беларуси, я приехала к старшей сестре. Та, оглядев документ со всех сторон, вернула мне его и, молча, ушла в другую комнату. Буквально тут же вернулась обратно, неся в руках картонную коробку.

– На! От отца. Наказал отдать тебе, когда вернёшься домой, в Беларусь.

Я открыла коробку. Сверху лежали знакомые до боли: бритва, ложка, вилка, ножницы…

В небольшой шкатулке находились боевые награды отца, медали, значки, именные часы, полученные им в мирное время. Аккуратными стопочками были сложены документы –удостоверения, орденские книжки к наградам, справки-подтверждения. Лежала в коробке и совсем полинявшая, обтрёпанная по краям, знакомая мне с детства, синяя самодельная тетрадь. Она была сшита суровыми черными нитками и подписана на обложке отцовской рукой: «Документы гвардии лейтенанта Дейкуна Михаила Ивановича, погибшего 26 января 1945 года на фронте на правом берегу реки Одер».

Синяя тетрадь

Перед светлой памятью героев

Мы клянёмся именами их,

Что ещё светлее жизнь построим

Для детей и правнуков своих…

 (Из стихов отца)

Первым было подшито свидетельство о рождении дядьки Миши – 9 ноября 1921 года, деревня Корчёвое Хойникского района Полесской области. В самодельном конверте лежал старый-престарый снимок выпускников Корчевской неполной средней школы, на котором я узнала в верхнем ряду своего молодого дядьку. Находились там и различные официальные сообщения, адресованные на имя деда Ивана и моего отца, о том: где и когда погиб их сын и брат. После них были подшиты удостоверения образцов 1943-45 годов: о награждении сержанта, а затем лейтенанта медалями «За отвагу», «За освобождение Сталинграда», орденом Отечественной войны I степени. Перетертым посередине от времени было письмо деду от командования части, о том, что его родные могут гордиться своим сыном. Следующей шла вырезка из неизвестной фронтовой газеты с материалом «Отважные награждены». Четвертым в списке награжденных орденом Отечественной войны II cтепени шел Михаил. За этими документами были подшиты письма дядьки Миши, адресованные моему отцу на фронт. Их было всего три. И еще одно письмо домой, своим родителям, брату-инвалиду, моей матери, написанное им химическим карандашом. Письмо, от 24 мая 1945 года, было написано другой рукой, и адресовано моему отцу. Оно было от друга Миши – Якова Примакова.

Письма дядьки Миши были очень зачитаны, истерты на изгибах, с выцветшими от времени чернилами. Последней была подшита похоронка.

Вооружившись очками и лупой, я стала внимательно их читать.

Первое было датировано 18 января 1944 года. «…Дорогой братишка сегодня в получил с родины первое письмо, которое писала твоя жена Татьяна, и кое-что узнал о родных «…» Я нахожусь все время, с первого дня войны, на фронте. Был три раза ранен «...». Дорогой братишка, за мои боевые подвиги имею несколько наград «…». Медаль «За отвагу» получил под г.Тим Курской области в феврале 1942 года, будучи наводчиком 82-миллиметровых миномётов. Орден Красной Звезды – под г. Белгородом за ликвидацию летнего наступления немцев на белгородском направлении. Медаль «За оборону Сталинграда» – за героическую оборону города. Сейчас я нахожусь на месте в своей части. Имею звание лейтенанта «…» скоро должен аттестоваться на старшего «…»

6 февраля 1944 года: «Здравствуй дорогой многоуважаемый братишка Василий Иванович « ». Прости, что я так долго, три дня, не давал тебе ответа крепко был занят, так что невозможно было написать письмо. В настоящее время нахожусь на передовой «…» в областном городе Украины, который взяли 8 января 1944 года «… ». Воюю я с июля месяца 1941 года. Первый бой принимал возле города и в городе Киеве в 1941 г. Ранен был легко в сентябре месяце 1941г. возле г. Конотоп. Был ранен также в г. Сталинграде при защите города в ноябре месяце 1942 года и также был ранен, когда форсировал реку Днепр возле г. Кременчуг. Из госпиталя выписался последний раз 26 ноября 1943 года. Лежал неподалёку от г. Полтава. Сейчас я нахожусь в строю в своей части, в которой служил всё время.

Насчет фото. Был у меня рисунок, меня рисовал мой друг, он художник. Послал его домой 18.1.1944 г., так что – нечего тебе выслать. Если есть у тебя, то прошу, чтобы выслал ты мне».

Третье письмо от 10 января 1945 г. было самым коротким:

«Здравствуй дорогой братишка Василий Иванович. Шлю тебе свой боевой привет и массу наилучших пожеланий в твоей военной жизни. Письмо твое получил, за что тебя крепко благодарю. Живу пока на старом месте… недалеко… Нахожусь в бою в наступлении. Получил недавно письмо из дому. Писать кончаю. Остаюсь жив и здоров. Твой брат». И подпись.

Из письма домой: «23 января. С фронта. Здравствуйте дорогие родители: отец, мать, братишка Андрей, Таня со своими детками. Шлю вам свой боевой привет и массу наилучших пожеланий. Сообщаю вам, что я пока в настоящее время жив и здоров, бьём немецкого зверя на его земле. Продвигаемся вперёд в день 25-35 км. Нахожусь в Германии. Скоро разобьём его и будем возвращаться по домам… Нет времени. До свидания ваш сын… Жду ответа. Высылаю в конверте пару (зачеркнуто) три листа бумаги для ответа».

Письмо, подписанное другом дяди Миши Яковом Примаковым, тоже гвардии лейтенантом. Вот строки из него:

«Уважаемый Василий Иванович Дейкун! Получил Ваше письмо, где Вы спрашиваете о Вашем брате Михаиле. Отвечаю. Я его боевой товарищ и друг. Мы вместе с ним воевали, спали, проводили свое время. Я такого же звания как и был Михаил. Он был хороший товарищ. Его любили и уважали, вся наша миномётная рота. Погиб он на моих глазах. Он корректировал минометный огонь. Были жаркие бои. Мы форсировали р.Одер и, захватив маленький плацдарм, расширяли его. Находился он в боевых порядках пехоты. Немецкие танки нас отрезали. Вышел танк и стал с близкого расстояния бить прямой наводкой. Одним снарядом был убит Михаил. Когда его мы принесли и стали осматривать, то никаких ран у него мы не обнаружили. Маленький осколочек попал ему в сонную артерию. Он умер сразу, не сказав ни одного слова. Ордена, которые у него были, и медали сдали в строевой отдел. Фотографий у него было мало. Фотографию его, которая у меня сохранилась, я Вам высылаю. Похоронен он со всеми почестями близ р.Одер в Силезии.

Дорогой Василий Иванович, за жизнь Вашего родного брата Михаила мы отомстили. Не один десяток немцев уложили минометчики, которыми командовал Ваш брат Михаил. Наша вся минометная рота и лично я разделяем вместе с вами то горе, которое вы переносите. Михаил служит примером для нашей роты, как один из лучших боевых командиров и товарищ. Он будет жить вечно. Большой горячий привет шлет вам вся наша  миномётная рота. С приветом друг Михаила гв. л-т Примаков Яков».

Под синей тетрадкой я нашла  стихи… отца – про двух братьев, воевавших на двух разных фронтах и стремившихся встретиться в повергнутом Берлине, о несостоявшейся их встрече в городе Сандомире, о том, как горюют и оплакивают смерть героя родные и близкие, о клятве построить светлую жизнь для детей и внуков…

Момент истины

Я представила те дни, когда отец, оставаясь один на один с этими немыми свидетелями той страшной беды, под названием война, читал-перечитывал последние письма своего младшего брата. Как он возвращался мыслями в тот далёкий город Сандомир на Висле в Польше, где он так и не встретился с братом. Они шли совсем рядом: дядька Миша – на Берлин в составе войск Юго-Западного фронта, мой отец – на Прагу с 1-м Белорусским…

Потом я перебрала все названия городов, в освобождении которых брал участие мой молодой дядька Миша: Тим, Курск, Сталинград, Белгород – Россия; Конотоп, Кременчуг, Полтава, Киев… Все украинские города я хорошо знала, не раз и не два ехала-переезжала мосты через Днепр, купалась и загорала на берегу реки с сыном, внуком…

После детального знакомства с содержимым отцовской шуфлядки, я обострённо как-то почувствовала: что это же наши, живые и мёртвые солдаты, и мой дядька в их числе, предоставили мне такую возможность.

И не про это ли писал мой отец в своих стихах, посвященных погибшему брату, не познавшему радости семейной жизни, не поносившему на руках своих детей и внуков…

 

– Бабушка! Нашёл! – с таким криком ворвался ко мне внук сестры Василий. Он приехал на дачу из Гомеля. В руках сияющий парень держал несколько листов бумаги, которые гласили: «Проект ОБД Мемориал». «Информация из донесения о безвозвратных потерях», – начинался первый лист. 57306754. Фамилия – Дейкун, имя – Михаил, отчество – Иванович. Дата рождения – 1921-й. Место рождения – Гомельская обл., Окольницкий р-н, д. Корчевое. Дата и место призыва –1941-й, Пугачевский РВК, Саратовская обл., Пугачевский р-н. Последнее место службы – 13 Гв.сд. Воинское звание – гв. лейтенант. Причина выбытия – убит. Дата выбытия – 26.01.1945».

– Так это же наш дядька Миша! Только ошибки там есть, их надо исправить Он же родился 9 ноября и район не Окольницкий, а Хойникский. Всё остальное – правильно.

– Бабуля, что же ты хочешь, такая война была! Штабисты могли ошибку допустить, почерк же не у всех был, как у нашего деда Василия.  Я отправлю туда электронной почтой  поправки, ты только не волнуйся! И деда Прохора мы найдём, и деда Ивана. (У мужа моей сестры, который был родом с Украины, отец погиб под Ржевом. Об Иване Мартыненко, как и о Прохоре Харланчуке, у родных не было и нет по настоящее время никаких известий).

– Василёк! А ведь они тебе уже прадедами доводятся, – уточнила я.

– Какая разница! Мои предки! Главное, что мы свяжемся с «Мемориалом» и, может быть, что-то узнаем. Так что готовь всю информацию о наших дедах-прадедах...