КОНКУРС "ДОЛИ" — "Судьба человека"

Галина РУДЬ (г. Москва, Россия)

КРОВЕЛЬЩИК И КОШКА

(История любви, по воспоминаниям Юрия Роста)

 

«Судьба наградила меня дружбой с Андреичем в то время, когда начинаешь терять способность к этому труду, требующему значительных душевных усилий. Невосполнимые утраты, которым, как выяснилось, ты не в силах противостоять, разрушали представление о бесконечной протяженности сосуществования с людьми. И не всегда доставало понять, что общение с ними здесь и сейчас оправдывало нереализованные планы, ненаписанные строки, неснятые фотографии… Ну да, многие оказались умней и рачительней… Они собрали время и оформили его толковей. Но зато кто потратил его больше и лучше меня?!

И в этом кругу, где нет никого в центре, чтоб не мешать общению, я вижу Ивана Андреевича с моей кошкой Дусей на руках».

 

Юрий Рост

 

Мы с подругой Татьяной идём по московской улице Покровке, ищём мастерскую Юрия Роста. Вот барочный дворец Апраксина – это ориентир. На противоположной стороне улицы – арка. Там, в глубине двора, справа, за плетьми дикого винограда должна быть синяя табличка на стене здания: «Духин сад». Вот она! У двери – колокольчик. Это мастерская Юрия Роста, российского журналиста, фотографа, писателя, актёра, путешественника, в просторечье именуемая «Конюшней». (В этом здании – утверждал кровельщик Иван Духин, а он знал! – чаезаводчик Боткин когда-то держал лошадей). В 1990-х годах здесь снималась одна из самых интересных московских телепрограмм, которая так и называлась – «Конюшня Юрия Роста».

Я волнуюсь: здесь происходили события, о которых мне хочется поведать. Во многом повторю историю, рассказанную Юрием Ростом. Мне кажется, никто не напишет о том лучше. Когда однажды я услышала по телевизору рассказ писателя о его близком друге Иване Андреевиче Духине (1941 – 2005), неординарном удивительном человеке, и любимой трёхцветной кошке Дусе, красавице и умнице, мне захотелось подарить читателям эту трогательную историю любви. Ведь между Иваном Андреевичем и кошкой Дусей сложились отношения, которые можно назвать не иначе как любовью.

Иван Духин, которого я, узнав о нём, полюбила всем сердцем, личность которого меня очаровала, был человеком невероятной доброты и щедрости. Кивнув жене Людмиле и дочери Алёне, ежедневно ранним утром кровельщик Иван Андреевич Духин, облачённый в зелёный потрёпанный бушлат, обутый в галоши, на голове – кожаная кепка с пуговкой, выходил во двор. Он отправлялся по своим многочисленным делам: сбрасывать снег с крыш зимой, крыть и чинить кровли и водосточные трубы, мастерить и устанавливать скворечники, перетягивать старые кресла, реставрировать мебель, иконы – просто за доброе слово. Но первым делом – покормить своих пятерых подобранных котов и одну несчастную собаку. Глубоко сочувствуя всему живому, Иван Духин не мог пройти мимо чужой беды. Одноглазый кот Флинт получил пристанище в крохотной мастерской кровельщика без окон, где на рабочем верстаке мастер иногда дремал вместе с котом.

Этого человека знали все слесари и кровельщики в районе Чистых прудов. Но он был хорошо известен также работникам библиотек и служащим музеев как серьёзный читатель исторической и философской литературы. Всем, кто знал Духина… и, следовательно, любил его, представлять мастера не нужно было. Интересы этого неординарного человека были чрезвычайно разнообразны. Ивана Андреевича Духина, рабочего, самоучку энциклопедических знаний, знали и как собирателя старинных литых печных дверец.

Кровельщик Иван Духин всюду ходил пешком и, проходя мимо помоек, нет-нет, да и обнаруживал там что-нибудь ценное. Найденные сокровища он реанимировал, бережно реставрировал, возвращал к жизни.

Помоечная коллекция была попутным развлечением. Основным его интересом являлось изучение поддужных колокольчиков. Будучи знатоком этого дела, в котором никого равного ему не было, Духин написал книгу о русских колокольных заводах.

Время от времени люди приносили мастеру старые иконы, которые он реставрировал; те, что попроще, дарил добрым людям, а ценные отдавал в церковь безвозмездно. За него молились во многих церквях...

Этот человек зарабатывал на жизнь кровельным ремеслом. И был в этом не просто мастером-профессионалом, но подлинным артистом, создававшим водосточные трубы такой красоты, что их жалко было вывешивать на улицу. На них хотелось играть – вспоминает Юрий Рост.

Окна квартиры Ивана Андреевича Духина выходили во двор, где находилась мастерская Юрия Роста, с которым кровельщик дружил. Он помог писателю в создании этой художественной мастерской, принял активное участие в устройстве уютного садика во дворе. Вызвали экскаватор, вскрыли асфальт, выкопали метровый котлован, привезли честно оплаченную плодородную земли, принесли саженцы: японские яблоньки, можжевельник, барбарис, подсолнухи и ещё что-то. Когда воткнули это всё в землю, оно немедленно стало буйно расти. Дикий виноград как-то резво оплёл стены здания, мастер натянул тросы, и в центре Москвы под образовавшимся шатром друзья порой сиживали в тёплую пору, проводя время за беседой. Или сидели в Конюшне за огромным столом. Трёхцветная кошка Юрия Роста, хозяйка Конюшни, едва завидев кровельщика, тотчас радостно устремлялась к нему и неизменно устраивалась у Ивана Андреевича на коленях. Доверчиво мурлыкала, сладко дремала, а Духин увлечённо рассказывал о любви Фёдора Тютчева к пятнадцатилетней красавице Амалии фон Лерхенфельд. Мастер очень любил поэзию Тютчева, помнил наизусть все стихи поэта:

– Я помню время золотое, я помню сердцу милый край…

Вот бреду я вдоль большой дороги в тихом свете гаснущего дня...

О. как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней. Сияй, сияй, прощальный свет любви последней, зари вечерней!.. Помедли, помедли, вечерний день, продлись, продлись, очарованье…

И без перехода:

– Скоро потеплеет, надо кровлю закрепить и водостоки... Ну, я пошел. Завтра много дел на крыше...

Встречи и беседы с Духиным – увлечённым, эрудированным, глубоким, мыслящим человеком – всегда были яркими и содержательными.

Его семья видела Ивана Андреевича только поздним вечером, когда он возвращался домой после работы или посещения библиотеки, или днём из окон своей квартиры в двухэтажном домике, выходивших на «Духин сад» и мастерскую Роста. Иван Андреевич был постоянно занят своей работой кровельщика. Кроме того он помогал всем и всегда и делал это с радостью. Юрий Рост отмечает, что этот человек жил в любви. Внутри любви. Но очень смущался, когда люди говорили ему добрые слова благодарности. Кровельщик Духин был очень скромным человеком. Среди вечера, всегда неожиданно, он надевал свою кепку с пуговкой и со словами:

– Ну, я пошел, – исчезал.

Трёхцветная кошка провожала его до порога или вместе с ним выходила на улицу.

Однажды она откуда-то пришла к двери мастерской и села у входа. Иван Андреевич покормил эту симпатичную кошку и стал ждать возвращения Роста. Когда пришёл хозяин, Иван Андреевич сказал:

Юра, ну что у нас в Конюшне, кроме мухи Марты и паучков Мити и Моти, никого живого нет? Пусть будет.

С этими словами, не дождавшись ответа друга, он открыл входную дверь и позвал:

– Дуся! Иди домой!

Так кошка как-то сразу стала Дусей.

Кошка внимательно посмотрела на них, оценивая обстановку, вошла спокойно, с достоинством и, сев на лавку, принялась умываться. Она сразу стала хозяйкой Конюшни, её душой. С появлением кошки Дуси у обитателей мастерской жизнь изменилась. В холодильнике, где раньше хранилась только фотопленка, появились и продукты, кошку нужно было кормить. Обитатели Конюшни очень полюбили свою кошку. Юрий Рост вспоминает о своей привязанности к Дусе. Свободолюбивая кошка, поселившаяся в Конюшне, часто выходила на прогулку. Занимаясь делами в мастерской, Юрий Рост постоянно поглядывал во двор, чтобы убедиться, что кошка гуляет там. Он тревожился, если Дуся куда-то исчезала по своим неотложным кошачьим делам, совершая познавательные или романтические путешествия. Он был совершенно спокоен только тогда, когда она «занималась хозяйством» дома».

Это была очень красивая, пластичная, как все её хвостатые сородичи, очень умная кошка. Необыкновенная кошка. Ловкая и смелая Дуся лазала на крышу по вертикальной пожарной лестнице, освоив в совершенстве этот «акробатический трюк». Дуся обучила ему и всех своих приятелей, от которых не было отбоя. Это понятно, ведь кошка Дуся была красавицей: трехцветный мех, пушистые бакенбарды, белоснежная манишка, ошейник с маленькой «бабочкой», надетый на неё хозяином, на лапках – белые перчатки и невероятная страсть. Чистенькая, опрятная кошка от своих многочисленных ухажёров с боевыми ранами, рваными ушами и рожами, которым пошли бы малиновые пиджаки по моде того времени, выгодно отличалась изяществом и грацией. Её ухажёров, каждую ночь громко оравших и топавших по крыше, хозяева Конюшни называли «зятьями». Среди этих разбойных котов выгодно отличался красотой и статью молодой серо-полосатый кот Жора, любимый Дусин друг. Привычной была сценка: Жора, не стесняясь, с аппетитом поедает Дусину еду, грызёт «китикет», а кошка в это время сидит рядом и не сводит с него влюблённых глаз. Кот Жора стал нежной привязанностью Дуси на всю жизнь. Друзья её общению с приятелем не препятствовали, время от времени подкармливали Жору (и других ухажёров Дуси):

– А то Дуся сытая, а он голодный.

Кота назвали Жорой (производное от «обжора»), в память первого детского кошачьего друга Юрия Роста в украинской деревне на Днепре. Вечно голодный деревенский Жора, облезлый крестьянский кот, воровал сало у соседей в свободное от ловли мышей время.

Хозяйка Маруся вздыхала:

– Беда мне с цiм Жором

Городской Жора тоже был настоящим нахалом и обжорой. Иван Андреевич докладывал Юрию Росту, как он, бывало, утром несколько раз выпроваживал кота Жору из мастерской за дверь. А тот незамедлительно возвращался через окно и упорно устремлялся на пищеблок. Видимо, наголодавшись в жизни, кот старался есть впрок; он считал себя главным в этой паре – Дуся-Жора, но главной в их обществе, конечно, была Дуся.

Шло время, продолжались Дусины романтические свидания на крыше. Но когда в третий раз за год Дуся принесла котят, кошку решили прооперировать. Кошачий доктор Логинов спросил:

– Ну-с, что у вас?

– Кошка. Красавица, – ответил Юрий Рост, – а ума!!!

– Привозите!

Утром Рост принёс Дусю в ветеринарную клинику. Вытащил кошку из сумки, посадил на стол осмотра.

– Хороша, правда?

– Обаятельная кошка, – учтиво произнёс доктор. – Пока погуляйте, я Вас позову.

Дома после операции друзья бережно положили спящую Дусю на чистое махровое полотенце, рядом тихонько поставили плошку со свежей водой и трусливо ушли, чтоб не видеть, как животное отходит после наркоза…

Когда вечером Юрий Рост вернулся в мастерскую, Дуся уже сидела на столе и умывалась, приводя себя в порядок. Нитки на швах она скоро убрала сама. После операции кошка осталась такой же активной, веселой, дружелюбной, жизнерадостной, интереса к прогулкам не потеряла, только в своих привязанностях стала несколько разборчивей. Из всех многочисленных претендентов на лапу и сердце кошка Дуся оставила одного Жору; за редким исключением, проводила время только в его обществе.

В мастерской Юрия Роста часто устраивались дружеские встречи, на которых кошка Дуся присутствовала неизменно. Она спокойно, с невероятным кошачьим достоинством и тактом сидела на скамейке, чувствуя себя равным партнером таких посиделок. Располагалась всегда так, чтоб всех было видно, но поближе к Ивану Андреевичу. Дуся внимательно наблюдала за происходящим в мастерской. Когда разговор терял для нее всякий интерес, кошка спрыгивала со скамьи и уходила в сторону или ложилась на столешницу, подальше от тарелок и рюмок, подремать. Но, время от времени, открывала один глаз, наблюдая за гостями, держала ситуацию под контролем.

Однажды режиссёр, актёр, сценарист Отар Давидович Иоселиани пригласил в Конюшню Юрия Роста своих французских коллег по кинематографии. Гости сидели за столом. В это время Дуся вернулась с прогулки и, как вспоминает Юрий Рост, увидев собрание, решила проверить, как обстоят дела с закуской, насчет выпивки она не сомневалась, хорошо зная Отара Иоселиани.

Французы всполошились:

– Какой ужас! У вас кошка на столе!

Иоселиани спокойно отвечал по-французски:

– Это не кошка, это наш товарищ!

Во время частых командировок Юрия Роста Иван Андреевич ухаживал за кошкой, кормил Дусю, общался с ней, периодически оставлял на столе записки с надписью «Дусин дневник», давая подробный отчёт о происходящем в мастерской, обо всём, что касалось полновластной хозяйки Конюшни кошки Дуси.

Пример такой записи:

…Полил садик… Дуся объявила голодовку… Жора – настоящий ловелас, спит на кузове белой «Волги» в обнимку с дымчатой Дашей. Может, поэтому Дуся и грустит.

В 9.15 пришел на завтрак Жора, помурлыкал с Дусей. Она его простила. …Отремонтировал часы. Если они плохо будут себя вести, заменим механизм. Тебя нет, и Дуся очень скучает.

Этих двоих, человека и кошку, объединяло что-то общее в их характерах: оба были свободны и независимы. Оба незаурядные и очень гармоничные личности. У кровельщика Ивана Духина и кошки Дуси сложились свои – тёплые и доверительные – отношения. Дуся всегда радостно встречала его на улице и скакала домой так резво впереди него, показывая дорогу, что иной раз врезалась головой в закрытую дверь. В летние солнечные дни они часто вместе лежали на крыше. Жмурились от удовольствия. И кровельщик порой чувствовал и себя котом. Они были на равных.

Из «Дусиного дневника»:

– Выпал первый снег, утром работал на крыше, а потом с Дусей чистили свою кровлю, но Дуся с поля боя удрала. Я слез и пью чай.

Мороз. Дуся спит по 18 часов, упершись лапами в батарею. На улицу нос не высовывает. Зима еще не кончилась. Мы, Иван Андреевич и Дуся, работали по уборке снега с кровли… Пил чай, а Дуся озорничала. Гоняла под столом какую-то кнопку.

Но зима кончилась, и наступила весна. Иван Андреевич сбивал сосульки, сбрасывал с крыш снег, чистил, латал крыши… В свободное от работы время посещал библиотеки, читал, делал заметки, писал статьи. Закончив одну книгу, взялся за другую – о художнике Пурыгине. Дуся грелась на солнышке. До начала буйного бело-розового цветения японских яблонь в «Духином саду» оставалось три недели.

8 апреля Юрий Рост вернулся из командировки домой. Взглядом поискал кошку, подходя к мастерской. Кошки во дворе не было. Дусю не нашёл и в Конюшне, на столе он увидел обычную записку своего друга, повествующую о повседневных делах. Рядом лежал старый конверт, на котором рукой Ивана Духина крупными неровными буквами было написано:

– Прочти!

Юра! По всей видимости, Дуси нет в живых. Сегодня ночью, точнее, в 1.05, я проснулся от визга и лая собачьей стаи. Свора напала на кошку. Из своего окна я кричал, сильно хлопал в ладоши, но потом раздался визг. Наконец-то вышел охранник и, стоя, наблюдал. Можно было ее отбить, кошка была еще жива, но он не двинулся с места, и они ее утащили. Я ему крикнул, не наша ли кошка? Он ответил, что какая-то молодая. Я думал, Даша или Жора, но утром они пришли. Я стал искать. Нет. Тоска. Печаль. Мы потеряли Дусю.

После ухода кошки в жизни обитателей Конюшни наступила пустота. Человеческие друзья стали встречаться ещё чаще, говорили, пили чай, но ощущение потери близкого существа только усугублялось. Обитатели Конюшни подкармливали кота Жору, который часами грустно сидел у двери в мастерскую. Кот ел неохотно, отлучался от Конюшни ненадолго, тосковал. В мае, когда расцвели яблони, кота Жору во дворе рыбного магазина тоже разорвали собаки.

Собрав Дусины фотографии, Юрий Рост отправился к своему другу скульптору Георгию Франгуляну, который, часто бывая в Конюшне, хорошо знал кошку. Талантливый мастер вылепил её очень похожей на себя в натуральную величину. Бронзовую Дусю, подаренную скульптором, посадили на балку, откуда она, живая, любила наблюдать за жизнью мастерской.

Иван Андреевич Духин каждый день приходил в Конюшню.

Прошло три года после Дусиной гибели; 8 апреля, Иван Андреевич Духин работал на крыше своего дома, и у него остановилось сердце. Рост пишет, что Ваня и Дуся – его родные друзья – умерли в одном месте и в один день с разницей в три года.

Остался в Конюшне один паучок Митя (или Мотя), остались садик во дворе и… любовь.

Опять приходит весна. Бронзовая Дуся сидит на балке. За окнами Конюшни раскинулся виноградный шатер. Скоро он зазеленеет. На стене над шатром – синяя с белыми буквами табличка «Духин сад». По Конюшне весело порхает птичка Шурик. Кошку Дусю он бы непременно заинтересовал, а кровельщика Ивана Духина порадовал бы своей песней.

Юрий Рост утверждает:

– Мои друзья молчат. Но они по-прежнему со мной. Какое счастье!