Номинация: «Малая проза»


Ксана Етон

Тряпка

 

Так случилось, что в детстве мне пришлось сменить несколько школ. В восьмом классе родители выдернули меня из очередного насиженного места и перевели обратно в школу, в которой мне уже довелось учиться прежде. Новая старая школа встретила меня довольно неприязненно. Не то чтобы ко мне кто-то подошел и напрямую сказал: «Ну и какого фига тебе здесь надо? зачем вернулась-то?» Нет, просто по лицам своих вновь приобретенных одноклассников я быстро сообразила, что не ждали, забыли, и вообще всем было ровным счетом на меня плевать. А прошло, между прочим, всего-то два с небольшим года. Хотя, если посмотреть с другой стороны, два года из четырнадцати прожитых – целая вечность.

Хочу рассказать вам об одном страшном случае, произошедшем в нашей школе, и даже в нашем классе*. Случившееся было настолько вопиющим и резонансным, и настолько врезалось в мою память на всю оставшуюся жизнь, что я просто не могу не рассказать об этом.

       Как раз во время моего возвращения в наш класс пришел новенький –  мальчик по имени Леша Тропинин. Внешность имел практически ангельскую, очень миловидную, почти девчоночью – белокурые волосы, голубые глаза, тщедушная инфантильная фигурка, которая никак не хотела приобретать формы, хоть мало-мальски походящие на мужские. Ни силой, ни здоровьем Леша тоже не вышел, да ко всему имел еще мягкий, податливый характер, бесконфликтный, всем потакающий, тихий и застенчивый. Таких обычно не любят. Нашего паренька тоже невзлюбили, причем невзлюбили люто. Его прозвали Тряпкой, всячески измывались над ним – больше, конечно же, мальчишки, но и девочки частенько подключались к всеобщему «веселью». Я, как настоящий изгой, никогда в подобные игрища не вмешивалась, только наблюдала издали. В такие минуты мне было отчаянно жаль несчастного Тропинина, но я, словно замотавшись в кокон и отстранившись ото всех, не встревала. До сих пор сожалею и испытываю чувство жгучего стыда при воспоминании об этом.

       Особенно сильно доставал Лешу наш штатный герой-любовник Юрка Марголин, по прозвищу Марго. Это был шкафообразный и тупорылоликий тип, который по каким-то непостижимым для меня причинам нравился практически всей женской половине нашего класса. Его изощренные издевательства над Тропининым доводили меня до тихого, с трудом подавляемого, бешенства, и я никак не могла понять, почему же Тропинин все это терпит. Такая амебообразная его позиция меня страшно раздражала, но, знай я заранее, чем все это кончится, возможно, не была бы столь разборчивой в своем отношении к происходящему, и вступилась бы, нарушив данный самой себе обет невмешательства во все, что происходило в этом убогом коллективе…

       — Слышь, Тропинкин, дай алгебру списать, а? — Марголин вальяжно раскинулся за партой и зло буравил взглядом опущенную голову несчастного мальчишки.

       Тропинин, предчувствуя недоброе, покорно достал из кожаного желтого портфеля тощую синюю тетрадку и протянул ее через парту своему мучителю. Тот грубо вырвал тетрадку из его руки, и она сильно надорвалась поперек. Марго заржал. А потом с еще большей злостью процедил:

       — Ты че даешь мне, ты, урод? Ты че подсовываешь мне какую-то рвань?!

       Леша побледнел, казалось, что он вот-вот заплачет. Он подошел к Юрке и стоял перед ним навытяжку, мучительно соображая, как поступить – любое его действие все равно неминуемо вызвало бы очередную вспышку гнева и издевательств, поэтому Тропинин лихорадочно соображал, какое из них будет предположительно менее разрушительным по последствиям. Однако, оказалось, что затянувшееся молчание тоже было ошибкой.

       — Молчишь? Игнорируешь, значит? Ах ты, сука!.. — Марго вскочил из-за парты, схватил скрючившегося от ужаса Тряпку за шиворот и поволок его к выходу из кабинета, попутно призывая своих ближайших подельников:

— Копейка, Плюх, за мной!

       Те подобострастно и с плохо скрываемым садистским удовольствием устремились за вожаком. Полкласса побежало вслед за ними, все как один в стремлении хорошенько поразвлечься. Я осталась сидеть на месте, мучительно соображая, бежать за кем-нибудь из учителей, или обойдется. Из коридора доносилось:

       — Как ты достал меня, Тряпка! Мутант беспозвоночный! Из Чернобыля ты, можь, приехал, а? — И раскатистое самодовольное ржание, подхваченное десятком других голосов и многократно усиленное отражением от пустых стен.

       Что было дальше, могу пересказать только со слов одноклассников. Марголин потащил слабо сопротивляющегося Тропинина в туалет, Плюх с Копейкой — за ними, они закрыли за собой туалетную дверь на замок. В течение нескольких минут оттуда попеременно доносились звуки глухих ударов, всхлипывания, вскоре сменившиеся стонами и мычанием, и садистское короткое похохатывание, с причмокиванием даже, омерзительное и страшное. А потом дверь распахнулась, из нее вывалились двое заметно сошедших с лица пацанов, за ними — третий, герой, раскрасневшийся и наигранно бравирующий содеянным, но тоже странно притихший и трусоватый. Тропинин за ними не вышел. И больше никогда мы не видели его живым.

       Когда прозвенел звонок, в класс вошла худая и долговязая учительница русского языка и литературы Ольга Степановна, по прозвищу Селедка, и начала свой урок, как водится, с переклички. Не услышав обычного, едва слышного «тут» в ответ на «Тропинин», чья фамилия значилась в классных журналах последней, она, приподняв очки на лоб и окидывая кабинет взглядом, еще раз воззвала:

       — Тропинин Алексей!

       В ответ — тишина. Занятия Тропинин пропускал редко, почти никогда, поэтому Селедка удивленно констатировала, сама для себя:

       — Нет Тропинина Алексея… болен? Кто знает?

       В классе стояла гробовая тишина, и эта тишина учительницу слегка насторожила:

       — Почему все молчат, как в рот воды набрали? Не знаете — так и скажите, не знаем, мол, Ольга Степановна… а то молчат они…

       Ольга Степановна очень любила поговорить сама с собой. Она бы, наверняка, переключилась на проверку домашних заданий, неизменно следовавшую за перекличкой, но тут мои нервы не выдержали, и я негромко сказала:

       — Леша Тропинин был с утра и даже на предыдущем уроке еще был.

       Марго зыркнул на меня уничтожающе и с угрозой, чтобы я заткнулась. А Селедку мое заявление привело в замешательство:

       — Был? А где же он сейчас?

       — Советую поискать в мужском туалете, — немного помедлив, все же выпалила я.

       Казалось, она моментально оценила ситуацию, зная о нездоровом отношении сидящего перед ней нехорошо притихшего коллектива к вышеозначенному Тропинину, так как без лишних расспросов кинулась вон из классной комнаты, а дальше в школе начался настоящий ад.

       Все это время бедный ребенок пролежал в грязной школьной уборной, мучаясь от невыносимой боли и истекая кровью. Приехала скорая, за ней милиция. Нас допрашивали, то по одному, то группами, но что конкретно сделали эти изверги с Лешкой Тропининым, нам никто никогда так и не сказал. Все обрастало слухами и домыслами, которые возобновились с новой силой при известии о том, что вышедший спустя месяц из больницы паренек попытался наложить на себя руки, перерезав вены. Но его спасли, определили на «дурку», куда немногочисленные одноклассники, пожелавшие его навестить, уже не имели доступа. Впрочем, еще будучи в больнице, он ни разу не пожелал нас видеть, и мы лишь оставляли ему немного гостинцев, возвращаясь домой ни с чем, мучаясь от чувства вины и жалости. Выйдя из сумасшедшего дома, Леша повторил попытку, на этот раз удачно.

Марголин и иже с ним остались безнаказанными, первый —потому, что происходил из семейки сильных мира сего (не хочу вдаваться в подробности, пусть каждый сам домыслит очевидное), остальные двое хором и очень складно свалили всю вину на главаря. Их всего лишь поставили на учет в детской комнате милиции. Классному руководителю сделали выговор, школе зарубили какую-то очередную бюджетную подачку, и на этом все. Так смерть подростка оказалось абсолютно безнаказанной. А впрочем, справедливость в какой-то мере, пусть и запоздало, все-таки восторжествовала  — уже будучи депутатом городского совета, Юрий Марголин стал одним из немногих, кого настигла рука правосудия при начавшейся в Украине борьбе с коррупцией. Закрутилось все с малого, с какой-то взятки, а когда копнули немного глубже, обнаружились омерзительнейшие и притом многочисленные факты его изощренной педофилии. Депутатская неприкосновенность была показательно снята и громко разафиширована, для пущего доказательства бурной деятельности новой власти, и без пяти минут мэра посадили за растление несовершеннолетних. Когда все это всплыло, я вспомнила тот многолетней давности случай в нашей школе, представила себе, какой ужас, вероятнее всего, пришлось пережить тогда его первой, уже забытой и затерянной во времени, жертве, и содрогнулась…

2011

 

*все имена и события вымышлены, совпадения случайны