***
Я привязан к двум берёзам,
что, нагнувшись, напряглись:
тянут, рвут, от боли — слёзы,
но терпи, сквозь стон держись.
Тянут сильно — всё больнее
бьётся плоть и кровь моя:
та, что родина — правее,
ну, а левая — твоя.
Разорвут ведь — сил не хватит,
ни сдержать, ни снять оков.
(Казнь была такая, кстати
для своих и для врагов).
Кто ж влечёт меня сильнее —
не пойму, не разберусь:
вроде та — ну, что левее,
или та, что справа, — Русь.
И ни та, и ни другая
не хотят меня казнить;
Я же, рок свой проклиная,
их хочу соединить...
Тщетны муки — я бессилен
(здесь и сила не нужна).
Отпусти меня, Россия!
Разорви кольцо, жена!
Да они — "деревья" эти —
и не думали держать.
Просто нужно им, поверьте,
хоть с "берёсты" вон — но встать!
Распрямиться, разогнуться,
разом вериги сорвать,
отряхнуться, оглянуться
и сначала всё начать.
Цепь замкнулась. В круге дивном
я отчаянно молюсь —
вместе с каждой, неразрывно,
разорвавшись, — вознесусь...
***
Не дразните меня оттуда,
не будите — иначе проснусь,
и охватит зубною простудой
от тоски почерневшая грусть.
Понесло меня круто по свету,
как коня, без седла и узды —
знать, замкнули на небе планеты
неизбежный рисунок судьбы.
Повернулось незримое дышло,
кнут со свистом по плоти огрел,
и такое взвихрение вышло,
о котором и думать не смел.
Одурев от хмельного галопа,
„не в ответ" ту задачу решил
и очнулся в почтенной Европе
из расхлябанной русской глуши.
Из просторов бездонного края,
где корнями и кроною врос,
в блеск огней и витрин полу-рая,
я упал, как пришибленный пёс.
Но паденье никак не закончу:
то потоком хлестнёт, то в огонь...
Сквозь дорожный запутанный росчерк
тащит смятая кем-то ладонь.
Взгляд в былое мостом перекинут,
дней минувших искрится краса.
Неужели креста на могилу
не нашлось в твоих дивных лесах?
Жизнь идёт беспросветно и нудно,
я за нею с трудом волочусь...
Не дразните меня оттуда,
не будите — иначе проснусь.
Январь, 1991.
Охота 1.
Готовишься недели две обычно,
а то и больше, но, примерно, так:
компания (одна и та ж — привычней),
ружьё, патроны, выпивка, рюкзак.
Звонки, погода, место... "На моё?"
"Ну, нет, уж!" "Почему?" "Да, помнишь, "лазали"
там года три назад?..." "Но был же лёт!"
"А взяли мало...", "...потому, что "мазали".
"Пить надо меньше — вы же всё до дна... "
"Да, ладно, брось — не хочешь — так и скажем,
что ты не едешь." "А пошёл ты на..."
"Хорош, "завязывай"! "Так, всё-таки, куда же?"
"Местечко есть. Его я обнаружил
совсем случайно — целая история!
Я расскажу ... Так, с виду — это лужа,
а уток было! Уток столько — море!"
"А далеко?" "Сначала — как всегда,
потом — пешком вдоль старицы, чуть срежем
и мы на месте". "Понял". Ерунда.
Ведь там "пасётся" половина Эжвы.
"Ну, ты загнул... Что люди говорят?"
"Ну, как всегда — по прошлогодним лужам..."
"Не хочется: который год подряд
там всё "забито! Грибники к тому же".
"Да, грибники везде — грибов полно,
хоть косами коси их в эту осень".
"А я на днях достал уже вино.
На вкус — не очень, но зато — "ноль восемь".
"Какая разница! Там всё идёт подряд —
идёт прекрасно, хоть в дожди, хоть в сухо."
"Мои с субботы в рюкзаке стоят:
три водки, остальное — бормотуха.
"А мне, тут, спирт достал знакомый плотник..."
"...была б погода и во что стрелять!"
"Я вечерком, вчера, зашёл в "Охотник".
"Патроны есть?" "Есть. Только — "три нуля".
"Пятёрочки бы пару патронташей..."
"...да, и ещё - приятель мой просил —
скажи шофёру... Как его там?" "Саша".
"...чтоб до субботы две канистры слил".
"Договорились, но не больше бочки".
"Тогда пока, как говорят, пиши".
"Но, всё-таки, куда мы едем точно?"
"Какая разница! По ходу всё решим".
Май, 1992.
