(Этот рассказ написан мною со слов одного моего знакомого – «героя» данной истории. Свой поступок он пересказывал очень подробно, что привело меня к некоторому душевному смятению, и не написать эту историю я уже не мог. Но свои эмоции я постарался оставить за «бортом», хотя название рассказа уже говорит о многом и выражает моё отношение к «герою».)
Надрывный рёв мотора и грохот от пустого полуприцепа лесовоза разносились на многие вёрсты по зимней дальневосточной тайге: где-то недалеко велась лесозаготовка. Лесная живность уже привыкла к подобным шумам и почти не обращала внимания на чуждый таёжной жизни грохот. К тому же вырубленные деляны приносили даже некоторую пользу многим обитателям леса. В первую очередь это были лоси. Их привлекало обилие корма на вырубленных «делянах», быстро зарастающих молодым лиственным подростом. Туда они и тянулись, иногда пренебрегая опасностью. Водители «лесовозов», зная об этом, всегда возили с собой ружьишко: мало ли какой неосторожный лось выбредет на просеку. Но в особо снежные зимы сохатого можно было встретить и чаще. Глубокий снег во многих случаях оказывался губительным для этих животных, и они часто пользовались проложенными людьми зимними маршрутами.
В тот день, уже по-весеннему теплый, брюхатая самка сохатого медленно пробираясь по глубокому мартовскому снегу, брела в поисках более обильного и сочного корма, чем грубая кора деревьев. И только на вырубленных делянах лосиха могла найти её. Туда она и пробиралась. День уже давно наступил, а она всё ещё брела, тяжёло волоча по снегу свой упруго выпирающий живот.
Иногда, чтобы как-то приглушить подступающие позывы голода, будущая лосиха-мать делала короткие остановки. Немного сворачивая в сторону, она пыталась дотянуться до нескольких низко склонённых веточек какого-либо дерева или куста. Но это лишь больше отнимало силы, чем прибавляло чувство сытости, и потому лосиха торопилась: ей надо было до наступления сумерек найти такое место, где она могла бы вдоволь погрызть сочной осиновой коры и пожевать ольховых побегов молодых кустов.
Вдруг лосиха настороженно остановилась. Впереди лес заканчивался, и начиналась просека. По этой просеке грузные лесовозы прокладывали свои ежедневные маршруты. Наезженная колея означала, что где-то уже поблизости есть то место, где будет много корма для неё, и для её детёныша в утробе. Ей оставалось только перейти дорогу, и, возможно, скоро она смогла бы выйти на старую деляну. Но она всё ждала, осторожно прислушиваясь к нарастающему вдалеке гулу. Она и раньше слышала подобный гул, и потому, не особо пугаясь его, но и не решаясь уже выйти на просеку, продолжала стоять, оглядываясь по сторонам. Лосиха искала взглядом место, куда могла бы отойти и переждать, пока проскочит мимо приближающийся лесовоз. Но лес вокруг, на её стороне, почти просвечивался насквозь: он был без подроста и кустов, без чащи, где можно было бы скрыться на время. Только высокие стволы деревьев да глубокий снег окружали её. Но возвращаться назад лосиха уже не могла, и потому она всё же решилась пойти вперёд, - через просеку лес ей показался гораздо гуще, и она, уже не обращая внимания на всё нарастающий гул, заспешила к дороге.
Перевалив через высокий борт снега на обочине, лосиха вышла на чистое место. Как легко ей показалось идти! Она так бы и не сворачивала никуда, а шла бы и шла до самого места. Но гул позади невольно подгонял её, и медлить ей было нельзя.
В кабине «Урала» - лесовоза, смогом стоял табачный дым. Потягивая одну за другой папиросы, водитель угрюмо давил на газ. В его жизни было мало радостей, но он уже и сам не желал большего, чем то, что приносила ему таёжная зимняя трасса. Коренной дальневосточник, проживающий пятый десяток в этом глухом таёжном краю, мечтал лишь об одном – как можно больше заработать денег, и как можно раньше съехать в другую местность. «Хочу пожить по-человечи», - частенько прорывалось из никогда не улыбающихся его уст. Ему и думать о другом не хотелось, да и уже, наверное, и не моглось. Лишь одна забава отвлекала его от рутинной работы. Это была стрельба из ружья, по всякому поводу, и по любой движущейся мишени. Порою он даже и не старался прицелиться наверняка, лишь бы выстрелить. Потому и возил с собой ружьё с большим боеприпасом.
«Ух, ты, стерва, - вышла», - завидев впереди по трассе матку лося, вдруг грубо оживился водитель лесовоза. «Ну, сейчас я тебя возьму», - пробубнил он вполголоса, и придавил на газ.
Его ружьё лежало на сиденье, рядом, и было всегда готово к бою.
Изо всех сил лосиха пыталась преодолеть барьер высокого снежного борта на обочине, но ей пока не удавалось сделать этого. А расстояние уже до громыхающего лесовоза неумолимо сокращалось. В былое время, хотя бы ещё пару месяцев назад, она легко бы одолела это препятствие, но сейчас всё оказалось намного сложнее: видимо, в её утробе лосёнок был не одинок.
И всё же в последнем рывке, пробив в затвердевшей снежной обочине брешь, лосиха пошла вперёд: «успею, смогу; смогу, успею», - тревожно стучало кровью её материнское сердце. Устремляясь вперёд, она ещё надеялась на то, что сможет скрыться.
Гул мотора, приблизившись, притих. Человек в машине, завидев, как матка лося, уже сойдя с дороги и удаляясь от неё, показался из кабины и несколько раз выстрелил в её сторону. Одна из пуль слегка задела хребет лосихи, другая глухо вошла в толщу снега под ней.
Быстро перезарядив своё оружие, человек вновь выстрелил, одновременно из обоих стволов, дуплетом, и обе пули попали в цель. Но ни одна из них не смогла причинить смертельного вреда животному. Лосиха по-прежнему продолжала устремляться вперёд: в горячей агонии, совсем не чувствуя боли от ран, молодая лосиха медленно, но всё же продвигалась к чаще уже близких спасительных высоких кустов. При этом с каждой секундой раненая лосиха ощущала всевозрастающую тяжесть от внезапно навалившейся беспомощности и, спустя ещё мгновения, с ужасом поняла, что не может, как прежде, отталкиваться задними ногами; она не чувствовала в них силы.
Выскочив из кабины машины, человек с ружьём принялся лихорадочно ощупывать патронташ у себя на поясе: он искал заряженный патрон, но находил лишь пустые гильзы. Оказалось, что ещё в начале дороги он расстрелял большую часть зарядов по всякой живности, попадавшейся на его пути.
Перебирая снег передними ногами, лосиха, хрипя от жара, всё же протаскивалась вперёд, и ей уже удалось подобраться к зарослям; ещё немного времени, и она, возможно, смогла бы скрыться в них. Но этого допустить человек не мог, ведь он был уверен, что животному уже не выжить, волки в первую же ночь порвут её. «Не пропадать же столько мясу», - думал этот человек, продолжая начатое кровавое дело.
Вновь взобравшись в кабину своего незагруженного лесовоза, он прогнал его немного вперёд, а затем дал задний ход, направив полуприцеп в сторону от дороги, в то место, где в кустах уже успела скрыться лосиха. Удар пришёлся прямо по хребту животного.
Придавленная в снегу железом и лишённая на время чувств, лосиха, уже не имея никаких сил к какому-либо сопротивлению, спокойно ожидала своей участи.
Человек не спеша вылез из кабины и, увидев сбитого, но ещё живого лося под прицепом, понял, что без «рукоприкладства» ему не обойтись. Тут же, прихватив с собой огромный топор, он уже решительно направился в сторону пленённой таким образом, израненной самки лося.
Приблизившись к умирающей лосихе, человек, испугавшись её ещё перебирающих в снегу передних ног, не смог зайти спереди, чтобы нанести свой последний и смертельный удар в голову. Но и ждать он не мог, и потому, тут же взобравшись на полуприцеп, он приблизился к ней со стороны спины. Но и там ему не удалось дотянуться до её уязвимого места. И тогда, уже не сожалея ни о чём, без всякой жалости, желая лишь одного – любым способом умертвить лосиху, он топором нанёс ей удар по спине. От резкой боли ухнув, она рванулась из последних сил, но уже через секунду вновь ощутила удар, затем ещё, и ещё….
Врубаясь в горячую плоть, острое холодное железо безжалостно кромсало спину животного. Через мгновения лосиха уже не проявляла какого-либо сопротивления. Кровавым туманом обволокло её сознание и пеленой застлало свет. Но она всё ещё была жива и ещё долго терпела разрывающие позвоночник боли, и ещё долго были слышны её предсмертные хрипы, и стоны с тяжким уханьем продолжали вырываться из её груди. И вот, уже затихая, она в последний раз втянула в себя морозный воздух и ушла, унося в себе ещё две жизни своих так и не увидевших свет лосят.
Только после того, как прекратились её предсмертные вздохи, «человек» отвёл в сторону окровавленный топор. Он сделал то, на что, казалось даже ему, был не способен. Но это его уже не волновало. В тот момент он видел перед собой лишь груду свежего мяса и нисколько не сожалел о содеянном.
Обвязав голову своей жертвы стальным тросом, и прицепив к машине, человек продолжил прерванный путь, досадуя о том, что потерял столь много времени.
Взревев мотором, «Урал» - безликий свидетель кровавой драмы - рванул как можно быстрее от этого места. Но следом за ним, оставляя на белом снегу кровавую поволоку, потянулось истерзанное тело матки-лосихи. Ударяясь о встречные пни раздутым животом, мёртвое тело издавало некий выдох, и при этом казалось, что лосиха была ещё жива.
Но живы оставались её детёныши в утробе. И только тогда, когда закончился последний кислород в крови их уже мёртвой матери, накопленный с последним её вздохом, остановились и их маленькие сердца.
